Ефим Сегал, контуженый сержант

А логика его была очень проста: он вспомнил сравнительно недавний инцидент в этом кабинете, когда партсекретарша распекала его и Гапченко за отсутствие в очерке Сегала слов о партийном долге. По-видимому, Дубова об этом успела забыть. «А что если высокоидейную даму спешить с объезженного конька – хоть на раз лишить привычки проповедовать партийные догмы, хоть на минуточку заставить думать? – озорно прикинул Ефим. – Попробовать, что ли?»

– Разрешите, Марфа Степановна, кое о чем вас спросить.

Дубова согласно кивнула.

– Как секретарь парткома по идеологическим вопросам вы требуете систематически показывать в нашей многотиражке авангардную роль партийцев на всех участках производства.

– Верно, – подтвердила Дубова.

– Но я могу привести десятки примеров, когда беспартийные рабочие трудятся лучше своих партийных товарищей. Кому в таком случае принадлежит авангардная роль? – Ефим замолчал в ожидании ответа.

Учуяв подвох, Дубова начала сосредоточенно барабанить рыжими пальцами по столу, потом подняла рысьи глаза на Ефима, покачала головой:

– Не понимаю вас, Сегал, поясните свою мысль.

– По-моему, я выразился доходчиво, но если вы настаиваете, пожалуйста… Вот, к примеру, во втором механическом есть передовая бригада слесарей, вы, наверно, знаете Юрия Иванова. Он беспартийный, восемнадцать членов его бригады – тоже. Получается: полностью беспартийная бригада – лучшая не только в цехе, но и на заводе. В том же цехе бригада во главе с коммунистом Тереховым постоянно отстает от бригады Иванова. У кого в данном случае авангардная роль? Если я как журналист припишу ее Терехову, то вместе с нашей газетой окажусь лжецом и фальсификатором. Как быть в этом случае?

Дубова густо покраснела. Надежно объезженный партийный конек неожиданно взбрыкнул, сбросил всадницу… Ой, как нехорошо, непривычно, неуютно…

– Наша точка зрения ясна, – сказала она, пытаясь прикрыть растерянность уверенным голосом, – партия – организующая, направляющая сила. Это не подлежит ревизии, – добавила с нажимом, отчеканивая каждое слово.

– Насчет направляющей и организующей роли партии не спорю – аксиома, – Дубова не расслышала иронии в голосе Ефима. – Но в данном конкретном случае как писать о беспартийной бригаде Юрия Иванова?

Дубова напряглась, выпрямилась во весь свой высоченный рост, уперлась сжатыми кулаками в стол, грозно забасила:

– Делайте, как вам велят, слышите, товарищ Сегал? Я выполняю роль представителя ленинско-сталинской партии на заводе и будьте любезны подчиняться! Иначе… – она явно собралась припугнуть Ефима, но вдруг спросила: – Разрешите полюбопытствовать, каково ваше социальное происхождение?

– Я сын фабриканта, внук купца, правнук помещика, – ответил он без улыбки.

– А если серьезно?

– Можно и серьезно. Мой отец до и после революции был служащим средней руки, мать – домохозяйка.

– Вот в том-то и дело! – торжествующе воскликнула Дубова. – Сразу видно ваше непролетарское происхождение. Вот почему вы, в общем-то умный человек, не нашей великой ленинско-сталинской пролетарской общности.

Ефим хотел возразить ей, но Дубова, властно махнув рукой, продолжала:

– А я – дочь политкаторжанина. В девятнадцатом вступила в комсомол, в двадцатом – в партию. Я – икапистка, я – коммунистка, я, – она ханжески преданно посмотрела на портрет Сталина, – дочь партии, дочь народа!

– Да, но… – начал было Ефим.

– Обойдемся без прений, товарищ Сегал! – оборвала Дубова. – Выполняйте партийные указания без рассуждений. Вы фронтовик, знаете силу приказа.

Ефим вскочил с места.

– Есть выполнять ваши приказания, товарищ секретарь парткома! – гаркнул он, приложив руку к непокрытой голове. – Разрешите быть свободным?

– Идите, – несколько понизив тон, буркнула себе под нос Дубова

«Потомок политкаторжанина, дочь партии», – передразнил Ефим, выйдя от Дубовой. – Перевертыш вы, мадам, перевертыш и демагог. Оружие ваше – насилие и очковтирательство… А с любимого конька я вас все-таки ссадил!»

Из репродуктора по Дому общественных организаций неслись слова известной политической песни:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь,

Наша сила, наша воля, наша власть.

В бой последний, коммунары, собирайтесь,

Кто не с нами, тот – наш враг, тот должен пасть!

«Вот именно, – подумал Ефим, – кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть… Одно в этой песне не совсем точно: слово «пролетарии» следует заменить словами «члены партии»… Тогда все будет на месте: где уж там что-нибудь делать, вы и думать не по-вашему не позволите».