Ефим Сегал, контуженый сержант

– Это мне, Петрович, на годы. Ведь я бездомный. Прежнюю мою комнату мне так и не вернули. Выходит, мне здесь жить и жить. А ты, как кончится война, поедешь в свой родной сибирский дом…

– Ты что, Ефим, будто оправдываешься? Получил – слава Богу! Живи себе на здоровье! Чудак!

– Какой у тебя, Ефим, план операции? – спросил Жилин по дороге в комбинат. – Ну придем мы сейчас в столовку, подадут нам с тобой обед. А дальше что?

– Дальше? – улыбнулся Ефим загадочно. – А мы обедать не будем.

– Как тебя понимать?

– Обыкновенно. Полагается нам двести граммов хлеба к обеду? Полагается. Вот мы сразу и проверим вес. Уразумел?

Жилин немного помолчал.

– Постой, постой, браток, как же ты вес проверишь?

– В столовой весов предостаточно.

– Получается, Ефим, не обедать мы с тобой идем, а вроде на боевое задание. Ладно. Я хоть руку повредил, а брюхо в полном порядке. Есть хочу – страсть!

– Значит, отказываешься, Степан Петрович?

– Зачем отказываюсь? Надо подзаправиться, а потом уж в бой. Давай вернемся в общежитие, у меня там кое-что припасено.

Ефим тоже изрядно проголодался. Предложение Жилина было принято.

Во время скромной трапезы Ефим мысленно перепроверял стратегический план предстоящей операции и вдруг обнаружил в нем просчет, который сводил весь план на нет. И как это он раньше не додумался? Ведь ни он, ни тем более Жилин, не являются официальными представителями контролирующих органов.

– Знаешь, Степан Петрович, я, кажется, дал большую промашку. Без работника милиции нам никак не обойтись. Наступишь на хвост жулику, – конечно, он станет огрызаться. А в присутствии милиционера не посмеет. Перекусим и пойдем в райотдел МВД.

Через час Сегал, Жилин и приданный им молодой практикант из ОБХСС, одетый в гражданское, сидели в столовой за грязным столом со следами размазанной каши и оплесками щей. Подавальщица принесла сразу суп из концентрата, на второе – по две ложки жидкой, плохо разваренной пшенной каши, по порции черного хлеба.

Сегал, Жилин и милицейский работник переглянулись, сложили все три порции хлеба на тарелку и, не притронувшись к обеду, направились к заведующей столовой.

Немолодая, весьма умеренной для деятеля общественного питания упитанности женщина встретила непрошенных гостей настороженно. Посмотрела на тарелочку с хлебом, которую держал Ефим, вежливо осведомилась:

– Что вам угодно, молодые люди?

– Вы завстоловой? – спросил Ефим.

– Да.

– Я – сотрудник заводской многотиражки Сегал, это – слесарь завода, товарищ Жилин, это – товарищ Анофриев. – Ефим решил пока не уточнять, кто такой Анофриев.

Заведующая покосилась на Анофриева, но, очевидно, ничего опасного не заподозрила.

– Очень приятно познакомиться, Жмотина… Что вам будет угодно? – повторила она.

– Скажите, пожалуйста, – спросил Ефим, – сколько должна весить порция хлеба к обеду?

Лицо Жмотиной вспыхнуло.

– Вы же знаете: двести граммов.

– А сколько весит каждая из этих порций?

– Известно, двести граммов.

– Вы уверены?.. Давайте проверим.

Жмотина еще сильнее побагровела.

– Зачем проверять, молодые люди? Если вам маловато этого хлеба, можно добавить…

В магическом действии куска хлеба на полуголодных в военное время людей Жмотина не сомневалась.

– Ты уж эти штучки, дамочка, брось! – вспылил Жилин. – Нам что положено, то и отдай. Сказано взвесить – давай взвешивай.

Жмотина перестала улыбаться.

– Странные вы какие-то, граждане. Давайте пройдем к весам, если уж так настаиваете. В подсобном помещении все три ломтя хлеба положили на весы. Стрелка показала 540 граммов.

– Вот это да! – ахнул Жилин.

Анофриев не мигая уставился на стрелку.

– В трех порциях недостает шестьдесят граммов, все видели?.. Многовато, как вы считаете? – спросил Ефим. Он положил хлеб обратно на тарелочку, передал Жилину. – На, солдат, охраняй! Что вы на это скажете, товарищ Жмотина?

– Это недоразумение, этого не может быть, какой-то непонятный случай, – залепетала Жмотина. – Скажите, молодые люди, – вдруг спросила она, – а довесков не было? Вы могли их по дороге уронить или… – Она красноречиво смолкла.

«Ах, сволочь!» – выругался про себя Ефим, но вслух спокойно закончил:

– Или съесть? Это вы хотели сказать?

– Всяко бывает, товарищ редактор, – она нагло ухмыльнулась. – А мы что здесь, по-вашему, воры?!

– Это слово пока никто из нас не произнес, – подчеркнуто строго ответил Ефим.

– Вот и хорошо, – Жмотина опять заулыбалась, – ну произошла ошибочка, вы уж нас извините. На работе чего не случается. Мы с вами приличные люди… Всегда можно договориться.

– К примеру, о чем? – Ефим следил за ней насмешливым взглядом.

– Мало ли о чем, – многозначительно повела глазами Жмотина.

– Как, товарищи, договоримся? – обратился Ефим к Жилину и Анофриеву и, не ожидая их ответа, сказал: – Обязательно договоримся. Потом. А пока скажите, пожалуйста, сколько человек ежедневно обедает в вашем зале?

– Около полутора тысяч… А что?

Ефим мысленно прикинул: полторы тысячи раз по двадцать граммов – тридцать килограммов в день? А на черном рынке килограмм хлеба стоит сто – сто пятьдесят рублей! Но он сдержал себя.

– Где и кто нарезает хлеб?