Ефим Сегал, контуженый сержант

– Вот как получается, Зоя Александровна, приходится радоваться, что хоть кого-то из преступников наказали. А почему не всех?.. Где же здесь ленинская непримиримость, партийная зоркость и прочее в таком роде?.. Если вдуматься хорошенько, комбинатовская история высветила прелюбопытнейшую расстановку сил: одни члены партии беззастенчиво, среди бела дня, грабили рабочих и служащих, другие, вышестоящие большевики – будто с бельмами на глазах, не видели, что творили первые, больше того, кое-чем из ворованного сами преохотно пользовались. Но это не все! Злоупотребления на комбинате возникли не вчера, не позавчера. И что же? Ничего! Никто не собирался спугнуть «святую тишину». Все молчали. Молчали тысячи ежедневно обираемых посетителей столовых, молчал завком, милиция, даже партком!.. Неужели на протяжении нескольких лет никто «слона и не приметил»?

– Вы, Ефим Моисеевич, идеалист, – задумчиво глядя на Ефима, проговорила Горина. – Идеалист, со всеми вытекающими для вас последствиями. Но, видно, иным вам не быть. – И уже другим, деловым тоном посоветовала: – Присмотритесь, пожалуйста, к прочим вспомогательным службам: к отделу рабочего снабжения, жилищному, медсанчасти. Не сомневаюсь, вы там вскроете немало недостатков.

– Вы хотели сказать – уголовщины?

Горина укоризненно улыбнулась:

– Зачем же так резко? Слишком уж вы прямолинейны, ни капельки дипломатии. Так не годится, будьте поосторожнее. Не всегда нужно идти напролом. С этим-то, надеюсь, вы согласны?

– Пожалуй… Только не наперекор совести.

– Не спорю. Ну что ж, Ефим Моисеевич, доброго вам нового года, счастья и нашей общей победы!

– Спасибо, Зоя Александровна. И вам мои лучшие пожелания, самые лучшие. До встречи в 1945-ом году!

* * *

Собираясь на новогодний праздник, Ефим придирчиво осматривал свое отражение в большом волнистом зеркале, вправленном в общежитский шкаф. Отражение было карикатурным, как в комнате смеха.

– Хорош, хорош, – хохотали соседи по комнате, – невеста от тебя, такого, с ума сойдет.

Ефим уложил в старенький портфель, купленный на толкучке, бутылку водки, кое-что из съестного. Глянул на часы – десять. Пора. Надел пальто, кепку, сунул поношенные штиблеты в новые калоши.

– Ну, товарищи, с Новым годом! Всего вам хорошего и больше того! – провозгласил он. – Веселой встречи!

… Предновогодний вечер был тихим. Небо затянулось серой пеленой. Медленно летели и как бы нехотя опускались на землю редкие снежинки. Лунный свет, пробиваясь сквозь дымчатую завесу, казалось, золотил и небо, и дома, и снежинки. Ефим не спеша шагал по пустынной улице. Легкий морозец бодрил его, настроение было приподнятое: впервые за последние несколько лет предстоит ему встреча Нового года в домашней обстановке! «Счастливый я все-таки, – радовался он, – есть судьба, что ни говори, есть. Судьба уберегла меня от смерти на войне, от тяжелого увечья. Это ли не счастье?»

Трамвай быстро доставил его к деревянной окраине Москвы. Крошкиных он нашел скоро, прошел небольшой двор, постучался в дверь.

– Фима, вот умничка, что пришли! – защебетала Тина. – Наши уже в сборе. Проходите, раздевайтесь.

Из небольшой уютной прихожей Ефим прошел вслед за Тиной в залитую ярким светом, заполненную людьми, нарядную столовую. Кроме редакционных сотрудников здесь были несколько юношей и девушек, представительный мужчина средних лет, седая, румяная и важная – на манер старой барыни – пожилая женщина, невысокий полненький старичок, чертами лица очень схожий с Тиночкой. Сама Тина, одетая в голубое, очень модное бархатное платье с короткими рукавами и глубоким вырезом на груди, вертелась как юла, подтанцовывала, тараторила, хохотала. Она познакомила Ефима с родителями, молодежью – своими родственниками, и, наконец, с представительным мужчиной.

– Чернышов Константин Иванович, – отрекомендовался тот и со значением добавил: – Научный сотрудник.

– Мой близкий друг, – кокетливо подсказала Тиночка, – прошу любить и жаловать.

Отойдя от Чернышова, Ефим вспомнил о своем портфеле, оставленном в прихожей.

– Алевтина Михайловна, – позвал он, – разрешите вас на минуточку, по секрету.

– По секрету? – лукаво переспросила Тина. – Какие могут быть секреты под Новый год?

В прихожей он протянул ей портфель.

– Возьмите, пожалуйста, я тут принес немного… пригодится к столу.

– Это еще что за новости?! – рассердилась Тина. – У нас всего приготовлено – хоть отбавляй!.. У папочки на работе… – Она вдруг замолчала, прикусив нижнюю губку. – В общем, будете уходить – захватите все это домой. Слышите? Ишь какой! И смотрите у меня! – с этими словами она упорхнула к гостям.

Старинные, с мелодичным медлительным боем часы в столовой пробили одиннадцать.

– Друзья, прошу всех к столу, – пригласила Алевтинина мама, – проводим Старый год.

Раздвижной дубовый стол, накрытый парадной скатертью, манил к себе аппетитными закусками, винами, водками. Хрустальные фужеры и рюмки отсвечивали, переливались радужными огоньками, фарфоровые тарелки, серебряные столовые приборы – богатый стол. Такой и в мирное время сделал бы честь гостеприимным хозяевам. А сейчас война…