Эфиопские хроники XVIII века

Глава 1. А утром в пятницу собрались князья, и сановники, и войско, и знатные женщины, и все люди города и плакали плачем великим. А затем вышли князья и устроили на Ашава подобие покойного царя, украшенное одеяниями царскими, на муле, называемом[581] Вамбаде. А над конями его, Лола и Сальда, держали два зонтика, большой и малый, и конюх верхом [был при них]. И вынесли знамена и барабаны с другими чинами впереди. Вышли стрельцы с ружьями до Макабабия, а за ними перед подобием — меченосцы, а после подобия — щитоносцы. А затем князья, облаченные в одеяния печали, а посреди них — дедж-азмач Гета, дедж-азмач Евсевий, дедж-азмач Мамо [и] асалафи Эшете. И стоял громкий вопль среди знатных женщин и евнухов. И усилилась печаль у государыни Ментевваб, матери царя царей Иясу, с матерью ее, вейзаро Энкойе, и со многими женщинами, родственницами ее, и прислужницами, и служанками государыни. И так причитали они, плача в песне печальной:

Ой, в твоих палатах вода льется, вода льется.
Родные голодны, а не едят; в палатах твоих вода льется.
Ох ты, Иясу, на подарки скорый, царствовал ты и в Вафла!
Постенаем вместе, ведь вместе росли; поплачем вместе, ведь вместе ели!
С таким человеком, господином-кормильцем, мне бы умереть!
Мне бы с тобою умереть![582]

.

И мать его, царица Берхан Могаса, что любила его сугубо, как душу и тело свое, сказала: «Кто найдется тебе подобный из предков твоих, рожденных от мужа и жены[583], сын мой, царь Иясу, не отвративший лика от врага, доколе не иссякнет сила вражья! Никто не скажет, что был ты побежденным, но победителем был силою господа бога. О чем мне плакать по сыну моему Иясу? По красе ли его, по обличью ли лица или прелести его? Очи его сияли, как светочи во мраке, стан его стройный, словно пальма, и не было изъяна ни в одном из членов его, и не было дурного в его деяниях. Увы мне, сын мой возлюбленный и царь мой Иясу! Прежде при жизни своей радовал ты душу мою, а ныне смертью своей сожигаешь ты мне сердце. Ослабли колена мои, растаяли члены мои, и поломались кости мои. Увы мне, о сын мой, честь моя и украшение! Увы мне, о сын мой, благодать моя и краса моя! Увы мне, о сын мой, горит чрево мое, и распалилось сердце мое, и растаяла я, как воск пред лицом огня!» И еще сказала, причитая, царица Ментевваб: «Страдаю по тебе, о сын мой Иясу, прекрасен ты для меня!» И, говоря так, рыдала она и плакала день и ночь, как плакал о смерти Авессалома, сына своего, царь Израиля Давид.

И плакали дружинники царя Иясу, обхватив друг друга за шеи, о смерти его внезапной, восклицая: «Жив он, жив!», и привыкшие к должностям, и не назначенные [на должность], пожалованные и скотом и вотчинами. Такой плач был виден и слышен от Гондара до края земли среди мусульман и амхара, кемант и фалаша[584], воинов со щитами, монахов по пещерам, купцов, людей, что вынуждены путешествовать по чащам, — [все они] плакали и рыдали, как плакали ученики о смерти господа нашего Иисуса Христа, ему же слава; щедрость и милость да пребудет с возлюбленным его во веки веков. Аминь.

23 сане[585], в день первой субботы[586], вошел дедж-азмач Варання в Гондар. И встретились в приемном зале покоев царь царей Иоас и царица Ментевваб с князьями, и знатными женщинами, и другими воинами [полка] Каниса, [областей] Тигрэ и Ласта, и щитоносцами, и щитоносцами царской ризницы[587], и меченосцами. И был великий плач, больший, нежели прежде. Люди излюбленные — шалека Вальда Ханна, шалека Армаскос, шалека Гарби, шалека Тома, шалека Марду, шалека Фарес Кенфу из Тигрэ, шалека Бате по прозвищу «съем быка», асалафи Эшете, асалафи Кенфу, асалафи Габра Маскаль, асалафи Тасфа, асалафи Ляфто, Готу Авдокйос, асалафи Иаред, Эшете Момо, абето йемарьям Барья, Ябо Барья из Зоге, Бисорес Бабру, абето Вальда Микаэль, Эмайя Кучо — плакали, причитая печально, справа и слева: «Как поживаете? Без боя поражение терпите?» А им отвечали: «Хорошо не живем, без боя поражение терпим!» В это время одни поднимали щиты и копья, другие обнажали мечи, третьи палили из ружей, четвертые стреляли из луков, пятые гарцевали на конях, облачившись в одеяния, то бишь лебды. И, увидев все это, поднялся дедж-азмач Варання с престола своего, что на Ашава у решетки, и плакал с ними, ибо был он любимцем царя царей Иясу, и сильна была у него печаль вместе с людьми Дамота и джави, то бишь галласами меча. Сей царь Иясу был отец сиротам и опекун вдовам, и исчезли в его времена разбойники, грабители и душегубы, и были тишина и мир во дни его.