Егерь

Роден стянула с себя рубашку и выбросила ее в мусорное ведро. Вскрыла упаковку и достала новую зубную щетку. Почистила зубы. Покосилась на ванную. Включила воду и залезла внутрь, чтобы согреться. Налила какой-то шампунь из бутылки, чтобы пузыри пустить. Переборщила. Стала спускать воду и смывать пузыри. Намылила голову его мужским шампунем и им же натерла лицо. Смыла. Гель-душ тоже пригодился. Вылезла. Вытерлась его полотенцем, хотя рядом было сложено сухое и чистое. Снова взглянула на себя в зеркало. За спиной висел его махровый халат. Вжалась в него носом. По телу пробежала дрожь. Накинула его халат и вышла в коридор.

Остановилась у двери в некогда свою комнату. Открыла, заглянула внутрь и тут же закрыла. Дошла до лестницы. Внизу горел свет. Она бесшумно спустилась. Зацепилась ногой за бутылку, и та покатилась в сторону. Роден заглянула в гостиную. Там тот же бардак. Стулья сломаны, стол вообще перевернут, пустые бутылки на полу.

Она вернулась в холл и прошла на кухню. Остановилась рядом с дверью. Он месил тесто, отбивал его и продолжал катать.

– Проголодалась? – Зафир взглянул на нее и улыбнулся.

Его майка и спортивные штаны были измазаны мукой. Его волосы тоже в муке.

– Долго я спала? – она подошла к столу, выдвинула стул и присела.

– Часов двенадцать.

– Ты возил меня в больницу?

– Конечно, – он отбил тесто и продолжил его месить.

– Спасибо.

– Не благодари, – он поморщился. – Обещали, что голос восстановиться к утру. Рад, что так оно и есть.

– Забудь об этом.

Он бросил тесто на стол и уперся руками в столешницу.

– Забыть о том, что едва не задушил тебя? Тебе не кажется, что это слишком?

– Нет.

– Я жесток. Эта жестокость живет внутри и показывает лицо, когда я утрачиваю над собой контроль.

Она пожала плечами.

– Ты – хищник. Мы оба это знаем.

– Я не хочу быть зверем.

– Но ты такой! И всегда таким будешь! Не агнец Божий, а волк в овечьей шкуре, который порвет любого за свою стаю. Даже меня, если потребуется.

– Ты и есть моя стая.

– Нет, – она покачала головой. – Я твой Егерь. И мы с тобой в этом лесу одни. Если одного из нас не станет – сдохнет и второй. Вот так и будем существовать. Кругами друг вокруг друга ходить. И ждать, когда жизнь наша оборвется. Мы не одной крови, Темный. Но когда ты меня кусаешь, я, почему-то, не защищаюсь, а вою.

Он поднял на нее светящиеся глаза:

– А когда облизываю?

Он был готов поклясться, что она смутилась.

– Когда облизываешь, хочется рыдать от удовольствия.

Он раскрыл объятия, приглашая ее подойти.

– Иди ко мне. Я тебя оближу.

– Нет, – ответила она и покачала головой.

– Нет?

– Нет.

Он обреченно опустил руки и вернулся к тесту.

– Елотки есть? – спросила она, подпирая голову рукой.

– В шкафчике над кофемашиной.

Роден подошла к кофемашине, поставила кружку и включила прибор. Открыла шкафчик и долго смотрела на пачки елоток, аккуратно сложенные в ряды. Ничего не сказала. Просто достала пачку и закрыла шкафчик. Прикурила от пальца. Выдохнула дым. Добавила в кофе сахар, размешала. Пригубила. Взгляд упал на пепельницу. Дорогая вещица из стекла разных оттенков. Увесистая. Такой и убить можно, если метнуть в голову. Взгляд снова переместился. Подоконник. Другая пепельница. Стиль тот же, но оттенки стекла отличались. Раковина. Рядом с ней еще одна пепельница.

Роден стряхнула пепел и снова пригубила кофе.

– Что с Эстетом? – наконец, спросила она.

– Никаких следов, – Зафир начал отбивать тесто. – Двое людей Стефана погибли в доме Розы Бартон. Один угодил в клетку. Второй попал в энергетическую ловушку у лестницы. Сейчас моя группа работает там. Стефан подключил свою службу безопасности. Границы резервации перекрыты. Стефан объявил угрозу теракта и ввел на территории резервации военное положение. Как только появится информация от моих ребят или людей Стефана, нам сообщат.

– Соня Частик не объявилась?

– Нет. Ее поисками занята полиция.

– Думаю, девочка еще жива, – Роден затянулась и выдохнула дым. – Мы должны идти по ее следу. Ты узнал, кто такая Роза Бартон?

– Она умерла год назад. Ей было восемьдесят два и сердце сдало. Всю жизнь проработала поваром на корабле иных. Больше ничего на Розу нет, кроме заброшенного дома и улицы, название которой переводится как «улица Охотников».

Роден хмыкнула:

– Знал, тварь, что на вашем олманском я не говорю. Нужно опросить ребят, которые нас с Сафелией пасли. Возможно, они видели кого-то. Он ведь был там. Я уверена, что он там был.

– Пастухи Сафелии мертвы. Застрелили друг друга в машине. Предельная дистанция контроля для менталиста, о которой мне известно, около трехсот метров.

– Его дистанция явно больше. Он бы не стал оставаться там и попадать под радиус поражения взрывом. Согласно плану Эстета, я непременно должна была оставить Одеялко там.

– Роден, – Зафир отряхнул руки и вытер их о майку, – Эстет очень хорошо тебя знает. И в другой реальности ты сделала именно то, чего он тебя ждал.

– Оставила Сафелию с хвостом и помчалась ловить зверя в одиночку, – пробурчала она.

– Да.