Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!

На приречной полянке в это время действительно устраивали привал. Забивались колья у будущих костровищ, выпрягались из повозок и стреножились кони. Фузеи, как и положено на стоянках, с надетыми на них штыками выставлялись в пирамиды. Двое обозных вытащили из фур большие медные котлы и поспешили с ними к реке. Вдруг раскатисто громыхнул выстрел. Тот, что бежал с котлом первым, споткнулся и, выпустив из рук посудину, упал на прибрежную гальку. Следом ударили ещё несколько выстрелов, и из леса на поляну у реки сыпанула большая орущая толпа.

— Чего это?! — вытаращив глаза, выкрикнул Клим.

Где-то неподалёку грохнуло, и в стенке фуры появилось с десяток мелких отверстий.

— Ляхи! Дробью сыпанули, — сквозь зубы проговорил Федот.

Морщась от боли, он привстал со своего места, схватил фузею ездового и полез к выходу.

— Куды?! — прокричал Клим испуганно. — Ранетые мы! Тут лучше нам отлежаться!

Трёх егерей из охраны, не успевших отбежать от леса, нападающие закололи на месте и ринулись к стоянке. А на ней в это время царила паника.

— Все ко мне! — перекрывая общий ор, раздалась команда Рогозина. — Отставить панику! Ко мне, я сказал! В каре становись!

Сам он, выхватив из пирамиды фузею, отщёлкнул курок и перевел ружьё в боевое положение.

— В каре, я сказал, дурни! Быстро!

Два десятка русских, образовав небольшой квадрат, отбивались от наседавших на них поляков. Ружья были только у половины. Двое артиллеристов орудовали длинными банниками, у конных егерей в руках были сабли, кто-то из обозных успел схватить кол или жердину.

Натолкнувшись на организованное сопротивление, толпа мятежников, оставив перед каре пять трупов, отхлынула разом к повозкам.

— Там раненые! — прокричал врач. — Братцы, там раненые наши!

— Гвардия, за мной! — рявкнул Рогозин и выпалил из фузеи в поляков. — За мной, братцы! Ура!

— Ура-а! — заревели егеря и бросились вслед за майором.

Сотня поляков, из которых только треть успела понюхать пороха, подалась назад. Но численное преимущество было на их стороне, и, оправившись, они начали теснить русских.

Удар, ещё удар, Рогозин принял на ствол фузеи кривой клинок надетой на палку косы и сам резко выбросил своё ружьё вперёд. Гранёный штык с хрустом вошёл поляку в грудь, и майор потянул приклад на себя. Новый противник уже тыкал в него вилами, и он еле успел их отбить в сторону. Ещё укол штыком, ещё, и выскочивший из-за спины убитого новый косиньер рубанул его клинком копья по голове. Сознание помутилось, и последнее, что запечатлелось в памяти у майора, было испуганное лицо поляка.

Галопом, с гиканьем и свистом, с западной стороны по тракту неслась казачья сотня. Станичники врубились в толпу, и на осеннем солнце засверкали сабли. Вскоре всё было закончено.

— Убили?! — с тревогой спросил Дьякова старший артиллеристов.

— Дышит, — врач отрицательно покачал головой. — Оглушило Александра Павловича, лезвием кожу срезало, но кость цела. Жить будет. Спиридонович, присмотри, — кивнул он Мазурину, вставая. — Ну что там в фурах, Онисим?!

Осматривающий повозки старший лекарь махнул рукой.

— Звери, сущие изверги они, Илья Павлович. Трое только живые, всех остальных раненых на куски порубили.

— Четверо живы, — глухо проговорил Федот, глядя, как с фуры, где он только что недавно лежал, стекает на землю красное.

— Никерин, Кузьма! — крикнул Стринадко. — Этого тоже перевяжи, — кивнул он на опёршегося о ружьё Федота. — У него ещё старая рана не прошла, а он новую опять заработал!

Глава 11. Штурм Праги

— Александр Павлович, ну как же так? — качая головой, проговорил Егоров. — А если бы казаки к вам не поспели?.. Болит? Ты лучше присядь на чурбак.

— Ничего, Алексей Петрович, оправился уже, — произнёс Рогозин, трогая повязку на голове. — Постою я лучше — и насиделся, и належался в пути. Первые пять дней земля под ногами шаталась, сейчас-то на ногах уже твёрдо стою. Дурень я, сам понимаю теперь, что весьма неразумно поступил. Нужно было весь обоз мне у реки оставлять и потом уже всем вместе дальше идти, но вот же, словно бес попутал. Хотел ведь как лучше, дабы не задерживать колонну, чтобы передовые лагерь на ночёвку разбили, а тут и мы к ним подтянулись. А эти злыдни, оказывается, в засаде сидели, поджидая слабых. Ребяток жалко. Семь раненых постреляли и порубили, и ещё четырёх обозных. Одиннадцать егерей потеряли у какой-то дурацкой речушки! Не во всякой битве такие потери бывают!