Эгипет. Том 2

Все было уже другим, когда она ушла оттуда и спустилась вниз вместе с Бо: жители Города перестали думать о земле и воздухе, свойствах полиэстера и физике натяжения, ибо у многих из тех, кто жил здесь, изменилось сердце или душа: над ними пронеслась одна из волн внезапной странной уверенности, которые в те дни проносились над семьями вроде этих, когда кто-то среди них — или вновь прибывший — заявлял об откровении, возрождении или давно похороненной и вновь пробудившейся истине. В Облако-сити люди в основном днем спали, а ночью бодрствовали, выйдя из палаток, глядя вверх и ожидая тех, кого они называли Старейшими — добрых, мудрых существ со звезд или с каких-нибудь небес, которые, по общему мнению, решили приблизиться к тем, кто ощущал их существование и стремится познать их души. Этому и служила Сторожевая башня: она должна была собрать вместе души жителей города, сфокусировать их и выплеснуть наружу поток любви к ожидавшим его большеглазым существам (кое-кто из семьи Облако-сити видел во время медитации их лица), и привести их корабли вниз, на широкую пыльную вершину горы, место, оставленное пустым для их приземления. Бо со своей вечной слабой улыбкой смотрел на этих людей, говорил с ними и слушал с таким вниманием, какое она никогда не видела у кого-либо другого — искреннее и равнодушное одновременно; он говорил, хотя и не ей, что в известном смысле они правы относительно Старейших, приходящих из ниоткуда, но они не знают, — и им потребуется долгое время, чтобы узнать, — что они сами и есть те Старейшие, которых ждут, и что они смотрят в неправильном направлении, наружу, а не внутрь.

И они ушли из Облако-сити (сейчас она помнила путь вниз): она, Бо и еще некоторые другие, следуя за другой историей, которой завладел Бо. Они спустились вниз на сухие равнины и там встретили темных маленьких людей, которые пешком прошли сотни миль от своих домов на юг, как делали каждый год в это время, — это путешествие, охота, на которую они отправились, была носителем и продолжателем их жизней, не тем, что делают ради пропитания или имущества, но тем, что ведет к существованию всего пропитания и имущества. Десяток или дюжина людей из Облако-сити, Бо, Ру и другие, узнавшие об их поисках и пришедшие, чтобы встретиться с охотниками и учиться у них, — всем им разрешили присоединиться к охоте, охоте на того, кого они бесконечно любили и которого надо было найти и убить: у них были украшенные перьями и нитками луки и замечательно длинные стрелы. Добыча, которую они искали, оказалась маленькими непонятными существами, прятавшимися среди камней и кактусов; охотники пронзали их длинными стрелами и поднимали над собой с криками и плачем, хотя их темные лица никогда не изменялись.

В ту ночь, сидя у костра из серых веток «жирного дерева»^[524], они разделили мясо того, кого убили, — самое худшее из того, что Ру когда-либо пробовала, невозможно проглотить; она не могла оставаться вместе с остальными и никогда не могла сказать, было ли то, что она узнала с тех пор, передано ей существом, которое они съели тогда, или она бы это узнала в любом случае. Бо сказал, что мы, мы здесь, и есть те Старейшие, которых ждут в Облако-сити, и она знала, что он имеет в виду, хотя не всегда была способна высказать то, что знала: что она действительно была старой, результат процесса, длившегося веками; что эта бесконечно сложная и ценная вещь, сделанная из редчайших и тончайших материалов и частей, была ее телом; что она должна носить его, ухаживать за ним и хранить от повреждений каждый день ее долгой, быть может, бесконечной жизни. Чудесное и уставшее. Она уложила его на поверхность пустыни рядом с костром и завернула, как мумию, в спальный мешок, не давая огромным звездам слишком глубоко проникнуть в него.

Сейчас все это — ее знание, звезды, поиск, дороги — казалось давно ушедшим, существовавшим в ее тканях в количествах слишком малых для восприятия, как их ни ищи, в виде трассирующих элементов. Может быть, из-за ассоциации с трассирующими пулями, Ру думала о трассирующих элементах как об узких полосках звездной пыли, проходящих через матку или все тело — или внутри их; эти полоски, будучи пойманы, тут же исчезали, без последствий. Она всегда оставалась лишь наблюдателем этих людей и мест, племен, толп и семей, среди которых проходила; она страстно желала найти их и была счастлива, если это удавалось, но она никогда не была способна — или ей не было позволено — присоединиться к ним, стать их частью. Почему? Они были не меньшими бродягами, чем она, и она, первородный вол^[525], понимала суть их путей, и это, она знала, они могли бы использовать, если бы услышали. Но она оставалась снаружи и всегда уходила; иногда, спустя долгое время после ухода, она чувствовала странную уверенность: она была причиной того, что тот мир чудес исчез; она не могла быть его частью, и теперь он потерян для всех.