Египетский манускрипт

— Да, разумеется… — засуетился Боргхардт. От прежнего ядовитого высокомерия не осталось и следа. — Только перчатки наденьте, будьте любезны…

Семенов натянул перчатки из плотного шелка, — резиновых, лабораторных, здесь еще не знали, — и осторожно провел указательным пальцем по торцам «карточек». Это были тонкие пластины из металла, переложенные коричневыми листками промасленной бумаги.

— Бумагу — это я положил. — тут же разъяснил Боргхардт. — Лучше, конечно, заменить ее полосками шелка, пропитанного маслом — скажем, костяным, какое применяют часовщики. Оно, как мне представляется, более подойдет, чем масло растительного происхождения.

«Археолог верен себе и своим академическим привычкам,» — усмехнулся про себя Семёнов. — Вон как старается, объясняет любую мелочь, как студенту на практикуме…»

— Когда я открыл ларец в первый раз, — продолжал меж тем Боргхардт, — пластины были переложены кусочками промасленного пергамента. Но за две с половиной сотни лет содержимое ковчега слиплось в сплошной брусок. Мне стоило немалых трудов разделить его на отдельные пластины. К сожалению, пергаментные листы при этом сохранить не удалось, но я не думаю, что они имели какую-либо ценность. Во всяком случае, никаких значков я на них не обнаружил. Потому и осмелился, дабы сохранить образцы… да вы не бойтесь, доставайте! Он чрезвычайно прочные и упругие! И, обратите внимание — ни малейшего следа ржавчины либо патины, как на бронзе или серебре!

Олег Иванович осторожно подцепил пальцем одну из пластин и вытащил ее из плотной пачки. Извлечь ее удалось лишь с третьей попытки, да и то вместе с прилипшим листком — так плотно пластины помещались в «ковчеге». За плечом запыхтел Ваня — он, конечно уже был тут, и во все глаза вглядывался в содержимое ларца. И фотоаппарат, разумеется, наготове… Иван держал его небрежно, как бы между делом, чуть заметно скашивая глаза на экранчик. Боргхардт перехватил взгляд Семёнова, удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Олег Иванович незаметно толкнул сына — не теряй осторожности! — а сам принялся изучать пластину.

С ходу опознать металл не удалось — но это точно был не алюминий, и, судя по весу, не сталь. Может, титан? На лицевой стороне были нанесены ровные ряды несложных, геометрически правильных значков — треугольники, ромбы, параллелограммы. Они явно складывались в слова, перемежаемые точками, многоточиями и какими-то еще символами, вроде вертикальных волнистых линий — может, знаки препинания неизвестной системы письменности?

Значки покрывали пластину равномерно, без какой-либо разбивки на столбцы или строки; интервал между значками всюду был один и тот же. Пальцы сквозь перчатки ощущали холод металла. Хотя, стоп!. Такая тонкая металлическая пластина не могла так сильно холодить руку! Да и нагрелась бы она уже…

— Да-да, коллега, — археолог явно заметил недоумение Олега Ивановича и теперь наслаждался произведенным эффектом. Это пластины все время остаются холодными, совершенно не воспринимая тепла человеческих рук! По моим ощущениям — несколько больше пятнадцати градусов по Реомюру[91]. К сожалению, у меня нет необходимой аппаратуры, и я лишен возможности провести точные замеры.

— А нагревать не пробовали? — спросил Олег Иванович. Что-то мне подсказывает, что материал будет упорно сохранять прежнюю температуру, что бы вы с ним не делали…

Археолог испуганно всплеснул руками:

— Ну что вы, герр Семенофф! Я не настолько опрометчив, чтобы рисковать образцами! Я ведь не знаю, как этот материал реагирует на огонь!

— Ну, можно было и не огнем, — влез в разговор Иван. — Скажем — нагреть что-нибудь и поднести к пластине. А потом на ощупь оценить изменение температуры. Металлический брусок, к примеру, или камень.

Боргхардт слегка нахмурился и недоумённо глянул на мальчика — он явно не ожидал от него ничего подобного. Но — тут же просветлел лицом; видимо, оценил идею.

— Должен признать, в вас есть жилка исследователя, юноша… Признаться, о таком варианте я не подумал.

Щеки Вани слегка зарделись. Видно было, что похвала вредного деда ему приятна.

Тем временем, Олег Иванович осторожно отделил от пластины прилипшую к ней бумажку и принялся разглядывать обратную сторону. Толщину металла определить на глаз не представлялось возможным — но, явно меньше миллиметра. Пожалуй, о край такого листа можно и порезаться…

На обратной стороне различался четкий геометрический рисунок — тонкие прямые линии, образующие неправильный многоугольник, прихотливо пересеченный другими линиями. В узлах схемы помещались кружочки; кое-где чертеж украшали надписи из таких же значков, что имели место на лицевой стороне. Причем — значки всякий раз были скомпонованы в квадратные столбцы, с равным количеством знаков по высоте и по ширине; интервалы между значками оставались одинаковые.

— Можно? — Ванька потянулся к «экспонату». Боргхардт нахмурился, но смолчал.

— Пап, а мы такое уже видели. Помнишь? Примерно в середине манускрипта…