Египетский роман

В больнице принято оставлять тело на два часа в палате за ширмой, а потом приходит санитар и увозит его в морг. Через полтора часа после смерти Единственной Дочери в терапевтическое отделение вошел ее отец Вита с букетом цветов. Старшая дочь и Амация, муж Единственной Дочери, ждали его и бросились навстречу, чтобы не дать ему войти в палату. «Несчастье, случилось несчастье!» – сказали они хором, а он спросил: «Какое несчастье?» Они молчали и ждали, пока он поймет сам. Он понял и тут же сказал: «Теперь она умрет», – имея в виду Адель.

Но Адель умерла не так быстро. Она только стала ходить на бесконечные медицинские проверки, чтобы у нее нашли неизлечимую болезнь, и это объяснило бы ее самочувствие. Она не упустила ни одной проверки и всюду ездила на такси в сопровождении мужа, Виты, всецело преданного своей миссии. Но результаты всякий раз были нормальными, врачи говорили, что она физически здорова, и прописывали разные таблетки от депрессии. Она отказывалась их глотать и принимала лишь полтаблетки вабена против тревоги и бессонницы.

Раз в три недели, поздним утром, Адель и Вита ездили на могилу дочери в Кирьят-Шауле. Постоянный водитель отвозил их и потом ожидал неподалеку, на узкой дорожке между тесно расположенными могилами, не выключая мотора, чтобы работал кондиционер. Они приезжали общаться с Единственной Дочерью, но Вита не произносил ни слова, потому что был уверен, что говорить не с кем, а Адель упорно говорила с ней, рассказывая хорошие и плохие новости, чтобы та была в курсе. Вита стоял рядом, наготове: если Адель рухнет, он позовет водителя на помощь, они отнесут ее в машину и поедут прямо в больницу.

Он всегда был деятельным, особенно по сравнению с женой и дочерью. Когда Единственная Дочь еще была жива и у нее был тяжелый период в жизни, он говаривал ей: «Вперед, вперед, на Килиманджаро» или: «Вперед, на Эверест».

Адель часами рыдала на могиле. Вита ворчал и покачивал головой из стороны в сторону. Потом помогал жене убирать могилу и попутно ссорился с ней из-за всякой ерунды. Давило в груди – он знал, что ожидает его дома: плач на весь день, до отвращения к жизни.

Однажды, лет за семь до своей смерти – наверное, ровно в двухтысячном, – Единственная Дочь Виты и Адели спросила Старшую Дочь Чарли и Вивиан, не хочет ли та поехать с ней в Тантуру. Вита и Адель отдыхали в Тантуре с внучками, Левоной и Тимной, двумя дочерьми Единственной Дочери, и мать решила их проведать.

Когда Старшая Дочь была еще подростком, Единственная Дочь добивалась для нее разрешения посещать гостиницы или пансионаты, где она жила, потому что знала: Старшая Дочь в такие места сама не попадет. К примеру, однажды она тайком провела ее в какое-то прилегавшее к пляжу медучреждение в Ашкелоне для нуждавшихся в особой диете. Другая подруга Единственной Дочери даже осталась там на ночь.

Да, Единственная Дочь была для Старшей Дочери светом в окошке и важнейшей связью с жизнью. Старшая Дочь так многому у нее научилась – и простым вещам, ведь та была на пять лет старше, и убежденности, что от судьбы можно убежать, если хватит куража и отчаянности.

В тот день Старшая Дочь растрогалась, потому что ей еще ни разу не предлагали поехать в Тантуру, никогда она там не бывала.

Несмотря на цвет волос родителей, обе они выросли блондинками: наверное, сказывались гены предыдущих поколений. Светлый цвет волос прекрасно скрывал египетское происхождение и давал им преимущество даже перед темноволосыми ашкеназскими одноклассницами в начальной и старшей школе. В некоторые периоды жизни они казались скорее родными сестрами, чем двоюродными. Каждую пятницу в доме родителей Единственной Дочери они вместе с ее отцом Витой смотрели по единственному каналу телевидения еженедельный фильм на арабском, потому что там разрешалось его смотреть с нормальным звуком, а в доме Старший Дочери под строгим контролем Вивиан звук надо было сильно приглушать.

В семидесятые годы они поднимались загорать на крышу дома на улице Йеуды Маккавея, предварительно осветлив волосы, чтобы стали блондинистее. Единственная Дочь знала, как сделать цвет волос естественным, и ловко обрабатывала их перекисью водорода и каким-то синеватым порошком, порекомендованным аптекарем.

Старшая Дочь ей завидовала, потому что сама выглядела анорексично, кожа да кости, а вот Единственная Дочь была прекрасна, женственна, изящна, умна, забавна, жизнерадостна и шаловлива. Из-за диабета ее не призвали в армию, но она проявила патриотизм на иной лад, подружившись с несколькими новоиспеченными генералами, получившими звания после войны Судного дня. Это раздосадовало Старшую Дочь, и на нервной почве она еще больше схуднула, но этого не заметил никто, кроме военной комиссии, которая велела ей набрать три килограмма, иначе не призовут.