Египетский роман

Машину до Тантуры пришлось вести Старшей Дочери, она к тому времени уже была более энергичной в этой паре. С годами Единственная Дочь чувствовала себя все хуже. Юность осталась позади, а юношеский диабет усугублялся. Похоже, так уж устроена эта болезнь: она продолжается, когда и детство проходит, и молодость, но при этом словно консервирует некоторые признаки отрочества: склонность к шалостям, необъяснимую жизнерадостность, любопытство, авантюризм – и терзает физической и душевной мукой.

Ревматические боли повсюду, где ни прикоснись. На ногах незаживающие раны, глаза тоже плохи, но пока она еще сохранила зрение и даже читала.

Днем анорексия, ночью булимия. Худая и слабая, передвигающаяся с палкой, она по-прежнему была красива, но теперь ее красота стала совсем другой, не такой, как в молодости. Черты лица заострились, карие глаза сидели глубже.

А Старшая Дочь после родов располнела и стала здоровее, чем в ту пору, когда походила на скелет. Присущее ей раньше чувство юмора вымывалось из организма, как кальций из костей Единственной Дочери. Такой обмен ролями вполне ее устраивал.

Она спросила Единственную Дочь, удобно ли той в «Форде-Фиесте», и они еще немного задержались, пока не устроили Единственную Дочь удобнее. С ними ехал Надав, младший сын Старшей Дочери. Тогда ему было пять.

Всю дорогу по прибрежному шоссе Старшая Дочь, несмотря ни на что, пыталась развеселить кузину, но Единственная Дочь угрюмилась. У нее были боли, она стонала, охала и вскрикивала. Иногда Старшей Дочери приходилось запирать на замок свое сердце, чтобы не попасть в аварию. Ее сын, затянутый ремнями, сидел сзади. Она объяснила Надаву, что у тети сильные боли и она очень страдает, но скоро примет лекарство, и боли пройдут. Мальчик спросил, почему же не принять таблетки сейчас, и Старшая Дочь ответила, что лекарства – в Тантуре, у родителей тети, и поэтому она гонит машину, чтобы попасть туда как можно быстрее. Она рассказала ему про Левону и Тимну, дочерей Единственной Дочери, его троюродных сестер, которые ждут его в Тантуре, и про то, как приятно будет купаться в заливе, а Единственная Сестра в это время продолжала вскрикивать и причитать: «Боже мой, я больше не могу».

В Тантуре Старшая Дочь нашла стоянку рядом с бунгало и морем и припарковала машину. Она распахнула дверь сыну, который сразу же бросился к воде, а потом, открыв дверь переднего сиденья, взяла палку Единственной Дочери и помогла ей выйти.

– Повезло, что мы нашли стоянку так близко, – сказала Единственная Дочь.

– Повезло, – повторила Старшая Дочь и протянула ей палку.

Единственная Дочь навалилась на палку всем своим крошечным весом и пошла к родителям, Адели и Вите, которые уже спешили ей навстречу. Как только родители избавили Старшую Дочь от спутницы и ответственности, та огляделась по сторонам и, вобрав в себя всю картину, воскликнула с тоской и страстью:

– Тантура!

Она слышала об этой Тантуре всю жизнь, но никогда еще здесь не была. Друзья ее родителей, бывшие члены кибуца Эйн-Шемер, ездили в Тантуру на праздники и снимали бунгало у моря, как когда-то в детстве ездили в Порт-Саид или в Ливан, но у Чарли и Вивиан не хватало денег на жилье с трехразовым питанием, или, возможно, они просто себе этого не позволяли. А Вита и Адель на сей раз сняли даже не бунгало, именуемое здесь иглу, а комнату с кондиционером в гостинице.

Песок в Тантуре был не желтый, а белый; на пляже, как и в воде, людей немного. Уже после нескольких шагов море становилось очень чистым и глубоким. Волнореза не было, а потому не было и мола. Все располагались на удобных шезлонгах. Казалось бы, вот счастье – море, дети, солнце, – но все здесь было предвестием беды. Тимна плавала в море и не умолкая плакала. Успокоить ее не удавалось. Все пытались по очереди, даже ее мать, Единственная Дочь, вошла в воду по колено, рискуя занести инфекцию в раны, и принялась уговаривать свою младшую дочь не плакать или хотя бы выйти из воды, чтобы поговорить с ней на берегу. Но девочка хотела оставаться в воде и плакать. Это всем досаждало, на девочку злились, не подозревая, что как раз в эти дни у малышки развивается собственная хроническая аутоиммунная болезнь и потому-то она и плачет в воде.

Днем все собрались в комнате под кондиционером и уселись за обед, принесенный из гостиничной кухни. Уплетали за обе щеки все, кроме страдавших анорексией или сидевших на особой диете, как Единственная Дочь, или имеющих при себе надсмотрщика: ничего из того, что Вита клал в рот, не ускользало от взгляда Адели. По правде сказать, никто не мог пообедать нормально, кроме младшего сына Старшей Дочери – его аппетиту ничто не могло помешать.

После обеда Старшая Дочь отправилась спать, потому что это мероприятие нагнало на нее тоску. Единственная Дочь тоже прилегла. Ее родители ушли с детьми, но не к морю, а на площадку, где можно было обсудить новости с теми из «египетского ядра», кто еще жив и тоже приехал в Тантуру.