Египетский роман

На следующий день Старшая Дочь появилась там снова, очень поздно, почти на рассвете, чтобы выпить кофе и пополнить кончившиеся дома продукты. Ошрат не было. У самого края прилавка, с внутренней стороны, сидел заправщик из Эфиопии Демасалал с ноутбуком, погруженный в блуждания по интернету. За прилавком стоял обычный израильтянин смешанных кровей без всяких эмигрантских комплексов: его родители родились в этой стране. Его руки двигались уверенно: этот человек – хозяин своей жизни, все у него ладится.

– А где Ошрат? – спросила Старшая Дочь.

– Здесь нет.

– Она придет?

– Не знаю. Что вы хотите?

Послышался шум приближающегося фургона.

– Газеты привезли, – сказал израильтянин без эмигрантских комплексов, и Демасалал выстроил круглые пластиковые столики в ряды, перпендикулярные прилавку.

Пятничное утро, по пятницам газеты толстые и тяжелые из-за обилия приложений.

Назавтра, субботним утром, Старшая Дочь специально остановилась на заправочной станции проверить, не пришла ли Ошрат. Оказалось, она появилась, но как раз в это время была занята каким-то клиентом и не отрываясь смотрела на него, так что нельзя было узнать, о чем говорят ее глаза.

Клиент ей долго что-то объяснял. Старшая Дочь терпеливо ждала, пока он закончит, а потом наконец-то смогла поймать взгляд девушки за прилавком. Старшая Дочь улыбнулась и поздоровалась.

Ошрат что-то еле пробормотала в ответ. Ее взгляд не принимал, отталкивал внешний мир.

Теперь было ясно, что один из парней обошел ее. Девушка откликнулась на ухаживания – отдалась.

Продавщица была рассеянна, но не до такой степени, как в среду, когда масса посетителей осаждала прилавок. Черные глаза снова внимательно смотрели, но то была поверхностная, минимальная сосредоточенность, словно теперь девушка постигла мир, и поэтому в ее взгляде оставалась ровно та доля сосредоточенности, которая требовалась, чтобы видеть нужное, не больше.

Теперь она даже избегала смотреть на Старшую Дочь, печально отметившую в ее взгляде и разочарование, и легкую, едва заметную горечь. Ошрат явно не удалось достичь блаженства. Старшая дочь вздохнула и сказала что-то, чтобы привлечь внимание девушки. Все тщетно.

Она хотела, чтобы Ошрат улыбнулась. Это было так важно – это вернуло бы ей бодрость. Но Ошрат не улыбнулась.

Наконец она снизошла – или же просто посмотрела на клиентку по долгу службы – и спросила так, словно Старшая Дочь много месяцев не появлялась на заправке:

– Вам кофе с молоком?

– Нет, – сказала Старшая Дочь и взяла конфетки с мятой. – Только это.

Настал канун Нового, 5770 года[25]. В часы перед праздничной трапезой дороги были забиты машинами.

Старшей Дочери предстояло забрать свою мать Вивиан, тетю Адель и дядю Виту, которым не удалось заказать такси на нужное время.

Они ехали в Рамат-Авив, к Амации, овдовевшему мужу Единственной Дочери. Он и две его дочери, Левона и Тимна, пригласили всех к себе на новогоднюю трапезу. Еду заказали в магазине «Мизра».

По дороге Старшая Дочь остановилась в магазине на автозаправочной станции. Как раз выпала смена той девушки. Ее не ждала праздничная трапеза – ни дома, ни у родных, ни в какой-нибудь другой семье. Старшая Дочь подошла. Ошрат подняла голову, посмотрела на нее и улыбнулась.

У Старшей Дочери отлегло от сердца.

– Я хотела только пожелать хорошего года, – сказала она, и девушка за кассой кивнула, не переставая улыбаться.

Каким-то образом ущерб был сведен к минимуму. Может, девушка нашла другое утешение, а может, просто прошло время, сказала себе Старшая Дочь и поехала в Вавилонской квартал забирать Вивиан, а потом на улицу Йеуды Маккавея за Витой и Аделью. В этом году ее дети проводили праздник у отца.

Старенький «Хендай-Гетц» Старшей Дочери не был как следует вымыт и прибран в честь такого праздничного события, как Новый год. Все безропотно теснились в машине рядом с выцветшими на солнце газетами, пустыми бутылками из-под сока и тяжелыми пыльными папками со старыми налоговыми отчетами за много лет. Вот уже восемь месяцев, как бухгалтер отдал их Старшей Дочери, чтобы она хранила их дома, а они до сих пор в машине.

Машина была вся помята, и от бампера осталась только половина, зато движок у нее был что надо. Старшая Дочь поехала к Рамат-Авиву. Ей было очень неловко за такой беспорядок в машине, словно она в ней и жила. Она пыталась оценить ситуацию, поглядывая в зеркало. Похоже, все смирились со своей судьбой, и это принесло ей несколько мгновений покоя.

Как только машина пересекла улицу Вейцмана, их обогнало такси, и Вивиан сказала:

– Такси!

Чуть позже, когда они повернули на улицу Намира, мимо проехало еще одно такси.

– Еще такси, – сказала Вивиан.

Она насчитала еще два на улице Намира. В недрах «Хендай-Гетца» начали ерзать. Ехали все-таки на новогоднюю трапезу, несмотря на тяжелые воспоминания и внутрисемейные конфликты.

– Клянусь тебе, Вивиан, – сказала Адель дрожащим, как всегда в последние годы, после смерти Единственной Дочери, голосом. – Я час сидела у телефона, обзвонила все фирмы в округе. Мне говорили: нет, машин нет.

– А вот и еще одно такси, – не унималась Вивиан.