Его последние дни

— Да что там у вас?! — Судя по раздраженному голосу, ответить на призыв пытались не один раз.

— Два F-16 пересекли границу. Жду команды.

— Видим. Доложили наверх.

Мы со старшим лейтенантом уставились в экран. Два красных квадратика с маркировками 001 и 002 неторопливо двигались через черную бездну монитора.

— Выдай целеуказания на ЗРК, — опомнился старший лейтенант.

— Есть.

Кажется, он даже договорить не успел. На то, чтобы нажать десять клавиш, мне понадобилось не больше двух ударов сердца. И через несколько секунд квадратики превратились в треугольники, что сообщало об уверенном сопровождении целей. Ракеты наведены, если говорить грубо. Никогда дивизионы не работали так быстро. Ни на одних учениях.

— Сопровождение уверенное, — сумбурно и не по форме доложил старший лейтенант.

— Ждем, — коротко ответил полк.

Красные треугольники приближались к центру экрана. То есть к нашему локатору. Но команды все не было.

— Ну что там?! — не выдержал старший лейтенант.

— Ждем, — проигнорировав полное отсутствие субординации, ответил полк.

И мы ждали, от напряжения в ушах стучало. Чтобы занять себя чем-то, я считал удары сердца.

— Ждем, — еще раз повторила рация.

Очевидно, они пребывают в не меньшем напряжении. На пункт управления ввалились другие офицеры. Я автоматически скосил глаза на часы. В норматив уложились с большим запасом. При желании можно было бы еще и покурить.

Все мгновенно оценили обстановку и встали полукругом за моей спиной. Формально они должны были занять свои места, но в этом не было смысла. Целеуказание отдано с моего компьютера, с него и пуск разрешать. На миг я испугался, что меня кто-нибудь заменит, отстранит, но нет. Офицеры молча напряженно смотрели в монитор.

— Ждем команды, — снова зачем-то пояснила рация.

Красные треугольники приблизились к нам вплотную. Шесть ударов сердца, и они прошли мимо. Все думали только об одном. Это была одна огромная общая мысль, такую в одиночку не переварить. Не осилить. Да и вместе мы не справились. Она-таки прорвалась наружу.

— Вот мы и все, — дрожащим от обиды голосом сообщил лейтенант.

И его обиду можно было понять. Пять лет сидеть в казарме, потом два года в лесу ради одного момента, в котором ты нажмешь на кнопку и выполнишь свое предназначение, но кнопку нажать не дали. Никто ничего не ответил. Друг на друга не смотрели. Только в экран.

— Ждем, — снова повторила рация.

Я был готов поклясться, что человек, сказавший это, вот-вот расплачется.

Красные треугольники неторопливо удалялись. Но они все еще были в зоне поражения. Хотя и стремительно двигались в сторону границы. Но время есть, еще пятьдесят ударов сердца точно.

— Ну, что там?! — На этот раз на связь вышел дивизион. Там сейчас так же собрался расчет и смотрит в экран. А прямо над их головами в ночное небо смотрят ракеты.

— Ждем команды, — коротко ответил старший лейтенант.

Красные треугольники пересекли границу. Никто не пошевелился. Тишина стала осязаемой. Холодной и шершавой.

— Готовность два, — полумертвым голосом приказала рация.

Не знаю, что именно произошло той ночью. Действительно ли коварный противник позволил себе пересечь границу и пролететь через всю Калининградскую область или это был просто плановый полет по договору открытого неба, о котором нас забыли предупредить? Но еще несколько дней мы пребывали в настолько подавленном состоянии, что не смотрели друг другу в глаза.

Сложно представить более унизительную ситуацию. Все мы находились на своих позициях именно для того, чтобы в нужный момент выполнить свой долг. Кто-то тут находился год, а кто-то — двадцать лет. И мы всё сделали идеально. Мы были готовы, но команды на пуск так и не поступило. То ли потому, что, пока наше командование докладывало своему, а то своему, а то дальше по оперативной линии, стало уже поздно. То ли потому, что никто не рискнул взять на себя ответственность. То ли еще по какой-то причине. Не важно.

И уже потом, на гражданке, я рассказывал эту историю отцу за праздничным столом — не помню, по какому поводу собрались. И даже тогда в моем голосе сквозила злость.

— Ты так огорчен тем, что тебе не дали убить человека? — усмехнулся он.

И все встало на свои места. Я вдруг протрезвел, проснулся, прозрел. Как давно я перестал быть человеком? Как это произошло? Во время службы не было никакой промывки мозгов, не было пропаганды. Мне просто дали оружие. Неужели для того, чтобы убивать, достаточно иметь возможность и безнаказанность? У меня ведь даже не было мотива.

Я неожиданно вернулся в реальность. Туалет психушки, кабинка, Хантер Томпсон по соседству. Нужно писать книгу. Нужно писать. Но что? Долбаная психушка! Я зло стукнул по стене кабинки локтем и замер.