Его волшебное прикосновение

— Селина, я всегда к твоим услугам, ты ведь знаешь. Можешь спрашивать о чем угодно. — Он был явно встревожен.

— Скажи мне, что заставляет женщину впадать в грех?

— Мы это уже с тобой как-то обсуждали.

— Да. Но недостаточно детально.

— Зачем тебе детали по вопросу, в который совершенно не приличествует углубляться такой благородной юной особе, как ты?

— Фу! Я не благородная юная особа! Я смелая и решительная. И выступаю как законодательница новых тенденций! Вот увидишь, что еще мне предстоит. А теперь мне требуется больше информации, чтобы быть полезной, помогать тем, кто мог бы пасть жертвой… — Она заметила, что у Дейвида задергалась шея, и замолкла.

— Я запрещаю тебе обсуждать это с кем бы то ни было! — заявил он строгим тоном. — Ты понимаешь?

— Нет. Меня никто не собьет с избранного пути. Ты объяснял, что падшие женщины становятся рабынями потребности физических проявлений страсти. И мне необходимо знать, кто у кого возбуждает подобные чувства?

— Кто…

— Именно кто. Кто, мужчина или женщина, является инициатором, который вызывает подобную ситуацию?

Он вскочил со стула:

— Почему ты интересуешься подобными вещами?

— Ага! Я так и думала. Ситуация, оказывается, не такая уж простая, как ты меня первоначально заставил считать. Я спрашиваю потому, что хотела бы точно знать, где рождаются, откуда исходят подобные страстные чувства и ощущения. Поначалу ты хотел меня заставить считать, будто все это возникает, по крайней мере у женщин, как бы во сне.

Он покашлял, чтобы прочистить горло:

— Вероятно.

— Да. Но каким конкретно образом? Что порождает такие сновидения? Всегда ли они возникают изнутри или как результат того, что женщина видит?

— Видит? — Голос у него дрогнул.

— Может быть, это случается, когда она видит… мужчину приятной наружности. Вот тогда и появляются страстные чувства?

— Селина, ты все-таки… Да, я полагаю, это весьма вероятно… — От волнения лицо у него побагровело. — Но все это не очень определенно.

— Ага! Я так и думала. Может, наоборот, это результат того, как сам мужчина смотрит на женщину? Силой подобных взглядов он и возбуждает в ней склонность к определенным сновидениям, а они ведут к тому, что ее охватывает желание следовать все дальше за своей страстью.

Селину объяло чувство торжества: ей удалось-таки все проанализировать… Дейвид подошел к ней поближе, он грозно хмурился:

— Отчего у тебя появились подобные мысли, Селина?

Однако она не хотела уступать:

— Да так, ни от чего. Скажи лучше, Дейвид, может быть, это еще зависит и от того, как мужчина прикасается к женщине? — Внезапно внутри у нее похолодело. — Конечно, с моей стороны это лишь предположение, но думаю, такая догадка заслуживает внимания…

— Я думаю, Селина, мне следует нанести визит и лично познакомиться с экзотическим домашним обиходом мистера Иглтона.

Джеймс Иглтон легкой походкой вошел в дом на Гровнор-сквер, Вон Тель следовал по пятам. Джеймс был в дурном расположении духа: случилось так, что сначала он оказался тайным свидетелем происходившего на утреннем заседании спортивного клуба Летчуизов, а затем имел малоприятный разговор с дядей Огастесом.

— Тот человек дал слово, что останется в Дорсете. — Сапоги Джеймса громко стучали по черно-белым мозаичным плиткам, которыми был выложен пол в холле при входе в особняк. — Тот человек сильно осложняет все дело.

Вон Тель проследовал за хозяином в домашнюю библиотеку.

— Вы добились того, что необходимо, мистер Иглтон. Маркиз согласен, чтобы ни при каких обстоятельствах ни мисс Селина, ни чета Годвинов не узнали, кто вы на самом деле, до тех пор, пока вы не оповестите об этом сами. Он также не возражает против того, чтобы держать в секрете факт кончины вашего батюшки.

— Боже милостивый! — Джеймс стянул перчатки для верховой езды. — Уму непостижимо, как это мой дед ничего не сказал своему старшему сыну о причинах изгнания его брата!

— Ваш отец рассказывал мне, что старый маркиз был человеком замкнутым, — сказал Вон Тель спокойно.

— Когда же мой отец рассказывал тебе о деде?

— Несколько раз, когда находился в… назовем это мрачным настроением. Особенно в период болезни вашей матери.

От наплыва чувств Джеймс даже закрыл глаза:

— Почему ты никогда не упоминал об этом?

— Вы никогда не спрашивали. Ваш отец знал: что бы он в моем присутствии ни произнес, никто этого не узнает, словно он говорил наедине с самим собой.

Глубокая печаль, отчаяние, порожденное невозвратимой потерей, и ненависть — эти чувства переполняли Джеймса. Он ощущал, как душа разрывается при мысли, что несправедливость убила его мать, и, вероятно, лишила также жизни и его отца.

— Вон Тель, мне всегда казалось, что, если бы отец не был так погружен в печальные мысли о смерти моей матери, он, возможно, не оказался бы под колесами экипажа… Как ты думаешь, отчего он никогда ни в чем не винил деда?

— Вы ведь сами мне говорили, что ваш отец был убежден: именно Дариус и Мери Годвин дали старому маркизу основания для опалы младшего сына. А мистер Френсис был очень проницательным и умным человеком.