— Это только начало, моя дорогая. За этим последует нечто большее. Мне придется приучить тебя к терпению. — Он приспустил ее платье еще ниже, и оно упало на пол. — Терпение — в этом суть великого искусства любви. — Подняв ее на руках, он отбросил платье в сторону, оставив на ней лишь короткую тоненькую сорочку, которая также была спущена до талии.
— Джеймс, я больше не выдержу, — сказала Селина.
Ее обнаженная грудь судорожно вздымалась. Он снова рассмеялся и, несмотря на ее попытки ускользнуть, взял сосок губами — это ввергло ее в экстаз…
Прежде чем Селина сообразила, что он собирается предпринять, рука Джеймса оказалась у нее между ног и покрыла ее холмик через тонкую ткань сорочки. От неожиданности она ахнула и начала неистово извиваться.
— Джеймс, я хочу касаться тебя.
Он погрузил в нее кончики пальцев, ощутив влажный жар плоти. В бессознательном порыве она двигала бедрами навстречу движению его пальцев… Нет, это уже слишком! Больше ему не вынести такого напряжения. Он торопливо расстегнул бриджи, поднял выше талии ее полупрозразную сорочку, и прижался к маленьким упругим ягодицам. И… начал отчаянную борьбу с желанием совершить то, что теперь было столь легко осуществимо и чего так жаждало все его естество.
— Джеймс! Что ты делаешь? — Она произнесла это еле слышным голосом, почти не дыша.
Лишь с большим трудом ему удалось улыбнуться, глядя в ее широко раскрытые, потемневшие глаза в зеркальном отражении и снимая с нее сорочку — последнее покрывало невинности.
— Ты прекрасна, — прошептал Джеймс. — Я всегда буду желать тебя именно такой, какая ты в этот миг. — Отталкивая ее мечущиеся у бедер руки, он продолжал со все возрастающим нажимом ласкать интимные местечки.
— Джеймс! О, нет!
— Да, моя дорогая, да!
— Да! — откликнулась она, словно эхо, повторив его слова. Одна за другой накатывались на нее волны наслаждения. Потом она вся расслабилась в его руках. Джеймс поддерживал ее мягко, но крепко и надежно. Все усилия его воли были направлены на подавление собственного нестерпимого жгучего желания, и он не сразу услышал, что она плачет.
— Не надо слез, любовь моя. — Он встал на колени. — Для них нет причин, ведь все было точно так, как и должно было быть.
— Нет, — проговорила она прерывающимся голосом. — Нет, не так. Но я хотела бы, чтобы все происходило, как нужно! — Он в ответ сумел лишь улыбнуться. — И что бы ни произошло в дальнейшем, я буду помнить эту ночь, когда мне на долю выпало испытать самое лучшее, что может возникнуть между женщиной и мужчиной… А сейчас, милый, закончи свой рассказ о той леди и зеркалах.
Он пожал плечами: все же к женщинам, как бы ни были они смелы и сообразительны, порой следует относиться с юмором.
— Та леди была, согласно легенде, из древнего рода Кастербриджей. Она влюбилась, все ожидали, что она выйдет замуж, но любовник отказался от нее. Репутация леди погибла, и никто больше не просил ее руки. Как предполагают, она оборудовала эту комнату, как убежище, и приходила сюда, чтобы изучать себя в зеркалах.
— Но зачем?
— Чтобы убедиться, что ее красота не вянет.
— Какой ужас! Ее красота, должно быть, в конце концов померкла.
— Нет. Она скончалась совсем молодой. — Джеймс сочинял на ходу. — Умерла от лихорадки.
— Бедная, измученная душа! — Похоже, Селина опять была готова заплакать.
— Бедная несчастная легенда. Выбрось ее из головы и не думай об этой леди. Поговорим о серьезных делах. Как отнесутся твои папа и мама, если кто-то другой попросит твоей руки? Если кто-то, помимо Летчуиза, захотел бы взять тебя в жены, что ответили бы твои родители?
Переход к серьезной теме нелегко дался Селине. Она осознала свою наготу и попыталась накинуть остатки батистовой сорочки.
— Позволь мне. — Джеймс решительно отбросил лохмотья истерзанной сорочки, подал платье, помог надеть его через голову, все застегнул, прежде чем она повернулась к нему лицом. — Так что же они могли бы ответить на подобное предложение?
— С папой все может обстоять весьма сложно, — ответила она, поправляя кружевной воротник. — Это трудно объяснить, но какой-то человек, ужасная личность, разрушил все его мечты. Украл у него нечто, что должно было ему принадлежать. Думаю, именно отсюда его дикие выходки и его непредсказуемая реакция почти на все новое.
Пока она говорила, Джеймс постарался помочь Селине привести в относительный порядок прическу, а потом спросил:
— Что же у него было похищено?
— Этого я не знаю. Мне лишь известно, что он часто грозится прикончить того человека и всю его семью! Я всегда надеялась, что те люди далеко и что подобные ужасные намерения никогда не осуществятся… Скажи, Джеймс, могу ли я теперь спуститься вниз и отправиться домой без всякого шума?
— Конечно, милая. Но сначала расскажи мне побольше о человеке, который навредил твоему отцу.
— Я ничего не знаю, — сказала Селина. — Однажды только слышала его имя — Френсис. Наверное, зловещая фигура…