Его забрал лес

Она медленно, почти незаметно пятилась, а я невольно следовал за ней, боясь пропустить хоть слово случайной собеседницы.

– Разве не слышали? Сегодня забрал… или прогнал. Тут с какой стороны посмотреть.

У меня вырвался невесёлый смешок. Как зло шутила эта деревенская девушка. Мне казалось, у кметов должно быть более настороженное, опасливое отношение к подобным вещам. Их жизни подвергались опасности, пока округе угрожал неизвестный. Да-да, я не верю в эти россказни про волков. Уверен, это кто-то из сумасшедших. Хочется верить, что хотя бы не Матрёна. Но вслух я сказал противоположное тому, что думал:

– Говорят, это волки…

– Волки не носят с собой ножей и топоров.

Она наконец вскинула на меня лицо, и платок спал на плечи, обнажая серебристые волосы. Лицо её скрыла тьма, но волосы… эти волосы. Ох, Создатель! Сейчас, когда я это пишу, мне ужасно стыдно, но тогда я повёл себя как обезумевший, схватил её за руку.

– Кто ты?

Девушка вырвалась, отпрыгнула так прытко, точно кузнечик, а я от неожиданности не смог её удержать, и в руках моих остался только её платок.

– Кто ты? Как тебя зовут?

Она вырвала платок, сорвалась с места и скрылась в темноте так быстро, что я не успел ничего поделать, так и остался стоять как дурак.

Понятно, что бедная девица испугалась наглого барина. Я слышал, как нелегко приходится девушкам в деревнях от их господ, а девицам ценна их честь. Откуда она могла знать, что я не желал ей зла, а просто был невыносимым, неисправимым дураком?

Вдалеке завыли волки, и я вздрогнул от боли, что звучала в их голосах. Всегда, всю жизнь этот звук пробирал меня до глубины души. Я могу только молиться, что однажды исцелюсь и перестану ощущать, как сжимается сердце, как всё тело отзывается на их зов.

Как будто тогда, в моём далёком детстве, у ведьмы-волчицы всё же получилось обернуть меня в шкуру. Как будто я всё-таки стал волком.

После, когда мы с Марусей пошли обратно домой, я всё никак не мог выкинуть это из головы.

Вокруг по оврагам и обочинам снова поднялись туманы. Мы шли не усадебной ухоженной аллеей с её завезёнными, высаженными ровненькими липами, но деревенской ухабистой дорогой, и размашистые страшные еловые лапы выглядывали из тумана, точно пытаясь до нас дотянуться. Под ногами хрустела заиндевевшая земля, а по обочинам рос густой мягкий мох.

Всё было так… дико. Так далеко от мира, в котором я жил. Всё напоминало о ней, о моём безумии. Я не излечился, вовсе нет. Осознание существования болезни вовсе не помогло тут же обрести разум, и невольно по старой привычке, с которой я жил все эти годы, я всё равно искал любую зацепку.

– Кто такая Лесная Княжна? – снова спросил я.

Маруся как будто помрачнела и не захотела сразу ответить, пробурчала что-то, но я настоял, тогда она посоветовала спросить у Настасьи Васильевны.

– Она лучше всё это знает, – уклончиво объяснила Маруся.

По моему опыту никто не знаком с быличками лучше самих деревенских. Их господа, конечно, тоже любят пересказывать страшные истории друг другу, некоторые, часто женщины, даже записывают их, что нередко помогало мне в поисках, но всё же в обработке людей образованных, которые смотрят на верования кметов со скепсисом, теряется какая-то свежесть, колоритность. Именно поэтому я предпочитаю записывать подобные вещи от первого лица.

Так или иначе, от Маруси я отстал. На прощание, уже у самого входа в усадьбу, она снова взяла с меня клятву держать всё в тайне. Я дал ей слово дворянина и сразу же, чтобы не откладывать, написал Лёше. Как только получу от него ответ, отправлю несчастную Матрёну в город. Верно, ей и вправду будет там лучше. Не уверен, что в городских домах скорби лучшие врачи, но то, что они не носят с собой револьверы, – это точно.

Я проспал почти до ужина, и никто меня не потревожил. Кажется, все вообще забыли о моём присутствии, пока я не зашёл в столовую и не присоединился к остальным.

Стараясь не выдать себя, я осторожно поднял вопрос о сбежавшем пациенте доктора и попытался расспросить его о кликушестве, но граф был крайне недоволен нашим разговором и потребовал не поднимать рабочие вопросы за столом.

В отличие от графа, доктор был, как всегда, тактичен и пообещал не только объяснить природу кликушества, но и написать об этом своим языком, чтобы я смог использовать это в работе.

Уже сегодня утром доктор принёс мне свои записи и попросил поправить, что охотно вызвалась сделать Клара (надо признать, по-ратиславски доктор пишет так же, как и говорит, то есть не очень чисто). Переписанный рукой Клары рассказ доктора я прикладываю ниже: