Его забрал лес

Потерявший всё человеческое, разорванный звериными клыками, с застывшим взглядом, он смотрел мне прямо в глаза, а я пытался зажмуриться. Если я не буду его видеть, он до меня не доберётся. Но я слышал глухой, раздающийся точно из-под земли искажённый голос.

– Лесная Княжна…

Я распахнул глаза.

– Лесная Княжна, – проговорил он, выдувая кровавые слюнявые пузыри.

Во лбу отца чернела круглая дыра от пули. И меня словно ударило осознанием: это я его пристрелил.

На этом моменте, слава Создателю, я проснулся.

Замёрзший, с раскалывающейся головой, я не сразу вспомнил, что ночевал в Курганово. Наконец я нашёл одеяло на полу, укрылся, дрожа от холода, постарался не обращать внимания на холод (в моей белградской комнате часто не топлено, я привык), как вдруг голос, звучавший в кошмарном сне, раздался в спальне:

– Лесная Княжна…

Я подскочил на месте, прислушался, уверенный, что незаметно для себя успел провалиться в короткий сон.

Но нет. Снова:

– Лесная Княжна.

Голос был потусторонний, инфернальный, словно сияние луны. Он кружил в темноте по спальне, точно пытаясь добраться до меня, залезть под кожу, вцепиться зубами в кости.

– Лесная Княжна… идёт… идёт… тут-тут-тут…

Эти звуки дробились, скакали, стучали.

– От леса ждать только мор-рока…

Я нашарил одеяло на полу, накрылся им с головой, точно маленький, и выглянул, покрутил головой по сторонам, не в силах больше ничего сделать.

– Мор-р-рок…

Что-то застучало, заскреблось.

– Княжна тут! – вдруг громко воскликнул голос.

За стеной раздался другой, уже девичий, писк.

Это была Клара. Я не размышлял, что делать, вскочил с постели, кинулся к ней по холодному полу, едва не упал в коридоре и, очевидно, слишком громко хлопнул дверью.

– Клара! – И воскликнул тоже слишком громко.

– Мишель?! – Ох как дрожал голос бедняжки. – Это вы?

Дрожащими руками мы вместе зажигали свечу. На самом деле я так испугался за несчастную девочку, что сам быстрее пришёл в себя. А бедная Клара была бледна как смерть.

– Вы тоже слышали? – Её глаза были огромными от страха. – Он всю ночь… всю ночь её зовёт.

– Я спал, только-только проснулся.

– Это игоша. – Она схватила меня за руку, когда я попытался отойти от постели. – Нет, прошу, останьтесь со мной, Мишель. Садитесь рядом. Пожалуйста.

Я пытался возразить, напомнил о нормах приличия, но Клару колотил озноб. Пока я спал, она не один час слушала это жуткий голос и, стоит сказать, для девушки продержалась просто отлично.

Но всё же смотреть на неё было жалко, поэтому я согласился остаться и забрался на кровать.

– Обнимите меня, пожалуйста, Мишель. – Она прижалась к моей груди, не дожидаясь, пока я сам обниму её.

Она и вправду долго тряслась от страха. Пришлось закутать её в одеяло, но это далеко не сразу помогло.

– Это не может быть игоша, – удивительно спокойно сказал я.

– Что? Почему это?

– Потому что игоша живёт у земли.

Тогда я сбегал к себе, захватил перо и чернила и, вернувшись, снова сел рядом, почти приобняв Клару, и нарисовал игошу. Сейчас думаю, что идея была так себе, но, как ни странно, сработало. Она так заинтересовалась этим мифическим чудовищем, что совсем забыла о том, чей голос мы слышали.

Игоша

1. Мертворождённый младенец, не получивший земное имя.

2. Не имеет ног. Вместо них – змеиный хвост.

3. Живёт в подполе.

4. Не умеет говорить, только плачет, как и все младенцы.

5. В некоторых местах верят, будто игоша особенно опасен для молодых матерей, потому что попытается выпить их молоко, отчего женщина умрёт (игоша в итоге выпьет молоко вместе с её кровью).

– Вот поэтому мы не можем слышать голос игоши, – пояснил я. – Он не умеет говорить, да и живёт у земли, там, где его похоронили.

– А почему его похоронили в подполе?

– Понимаете, Клара, поверье об игоше существует только у кметов, а не у дворян. Впервые встречаю помещиков, которые в такое верят. Так вот, кметы обычно…

Неловко обсуждать такие вещи с девицами, но Клара всё же дочь доктора и знакома с особенностями анатомии и всяких… женских дел.

– Кметы обычно рожают в бане. Если младенец погибает зимой, его часто хоронят там же, в подполе, потому что землю копать зимой очень тяжело. А мы с вами на втором этаже, под самой крышей…

Мы сами не заметили, что голос затих, пока мы говорили. Но стоило нам замолчать, послышался скрежет. Точно кошка царапала половые доски.

– Под крышей…

Клара точно мысли мои прочитала.

– Оно на чердаке!

Наверное, мы бы кинулись тут же искать люк на чердак, но случилось непредвиденное.

В комнату постучали, и почти сразу вошла нянюшка.

– Кларочка… ой…

Она выглядела смущённой, а вот Стрельцов за её спиной смотрел с таким гневом и ненавистью, что я пожелал провалиться под землю. Хоть к самому игоше в лапы. Всё равно приятнее.

– Что вы себе позволяете, Белорецкий?

– Я?

– Как вы посмели? – Он едва не смёл свою крохотную бабулю (надо сказать, Стрельцов тот ещё здоровенный дубина. Явно не в Анну Николаевну. Такой зашибёт и не заметит). Лицо у него доброе, но в гневе он походит на медведя.

Едва не пролив чернила на бельё, я вскочил с кровати.

– Да что с вами, Коля?!