Его забрал лес

– Осторожнее, студент. Великолесье – это вам не волкосральня.

Поверить не могу, что записал это омерзительное слово в собственный дневник. Ладно, на самом деле звучит смешно. Написать бы матушке ответное письмо и спросить, как дела дома, в Волкосральне. Она, пожалуй, лишится чувств и на неделю сляжет в постель, решив, что сынок её связался с ратиславским отребьем и покатился по наклонной.

Отвечать графу не стал. Раскланялся и ушёл. Время и без того поджимало.

Вообще-то хотел извиниться перед ним, но теперь не вижу в этом смысла. Сразу после Ночи костров уеду из Курганово. Лучше сообщу о происходящем в сыскной отдел в Новом Белграде.

А сказку графа, пожалуй, не буду включать в сборник. Во-первых, она, очевидно, лойтурская, во-вторых, совершенно бредовая. Хотя, может, это потому, что я не изучал мифологию Лойтурии.

Захватив настойку Маруси, я нашёл в библиотеке Настасью Васильевну.

– О, мой дорогой князь. – Она улыбнулась, отложив книгу.

Она сидела глубоко в кресле, положив ноги на пуфик и весьма интригующе задёрнув подол юбки.

– Не смущайтесь, – засмеялась она чарующе, когда я отвёл взгляд. – Вы же меня искали?

– А… да… тут… Маруся…

– Какая у вас интересная бутылка.

– Ага. – Матушка велела бы отлупить меня за это «ага». Сколько денег потрачено на гувернёров, а я «ага».

– Нальёте?

Я всё же смутился, застыл как истукан, и Настасье Васильевне пришлось самой достать бокалы и налить первую порцию. Каюсь, выпил залпом, но тут же опомнился, вспомнил слова Маруси и поставил стакан на столик прямо на том, который перед моим приходом читала Настасья Васильевна.

Тогда же наконец смог разобрать название на корешке. Это работа Стжежимира из Геннисте. Что-то про мифологию народов континента. Честно признаюсь, плохо помню из курса, о чём он писал.

– Вам нужно расслабиться. – Стакан вдруг оказался снова полон, Настасья Васильевна дала его мне в руки, чокнулась, звеня тончайшим хрусталём.

Сама она не медлила, выпила так же залпом, прикрыла глаза и откинулась в кресле.

– Хорошо-то как…

Её ноги снова оказались на пуфике, а подол задрался ещё выше, так, что получилось разглядеть коленки. Они очень… изящные. Честно, плохо помню, что было дальше, но так вышло, что второй бокал тоже опустел.

Впрочем, Настасья Васильевна не отставала.

– Вы же идёте на Ночь костров, мой дорогой князь? – Помню её глаза совсем рядом.

– Конечно.

– Хорошо. Я хочу станцевать с вами.

Звенел хрусталь. И очертания библиотеки расплывались, всё окружал серебристый туман. Помню, моего лица касалось нечто нежное, словно бархат, трепещущее, точно крылья бабочки.

– Так станцуете со мной?

Она повторила вопрос несколько раз. Странно, что я сразу не ответил. Не уверен, что вообще ответил, потому что следующее, что помню, – наши стаканы так сильно и громко стукнули друг о друга, что я расплескал напиток на себя.

– Ну конечно же. – Тёмные глаза Настасьи Васильевны оказались слишком близко. – Вы будете искать свою волчицу.

Она выпила снова залпом, а я вскочил, отряхивая брюки.

Опьянев (стыдно признаться, что я споил доверявшую мне женщину), Настасья Васильевна ещё глубже легла в кресле, закинула руки на спинку. Её чёрные волосы растрепались. Губы расплылись в чарующей, манящей улыбке.

Она смотрела на меня снизу вверх, не отрывая взгляда.

– Простите мою неучтивость, но сколько вам лет?

– Мой дорогой князь, – промурлыкала она почти по-кошачьи, – перед вами лежит женщина, что мечтает вас поцеловать, а вы так грубо разрушаете всё очарование вечера вопросами про возраст.

– Прошу прощения.

– Двадцать пять, – сухо добавила она и снова одним глотком осушила стакан.

Я не стал больше ни о чём спрашивать, слишком растерялся, да и сейчас считаю нетактичным продолжать допрос, но всё же рассказывала она о старце так, словно была всему свидетелем, а записал я всё с её слов точно: вештицу казнили в Заречье четверть века назад.

– Налейте мне ещё, – попросила Настасья Васильевна.

Я исполнил. Бутылка оказалась наполовину пуста, когда наконец Настасья Васильевна заснула.

Ключи от оранжереи висели у неё на поясе, но я не смог бы снять их сам. От настойки пальцы сделались непослушными, а глаза косили.

– Хватит пялиться на её колени, Михаил Андреевич, – раздался ворчливый голос Маруси за спиной.

Она вдруг точно из ниоткуда оказалась рядом, накрыла Настасью Васильевну шалью и сама сняла ключи.

– Вы… А почему вы вообще мне помогаете? – Я вдруг сообразил наконец, что ничего не говорил Марусе о нашем договоре с девушкой из деревни.

– Идите, Михаил Андреевич, и угостите-ка оставшейся настойкой Пахомыча. Вот. – Она всучила мне корзину. – Там пирожки. Не для вас. – Служанка совершенно фамильярно ударила меня по рукам, стоило заглянуть внутрь. – Ладно, один съешьте. Вам протрезветь надо. Идите в оранжерею, угостите Пахомыча, но сами… ох нет, вам доверия нет. Я сама.

Честно признаюсь, я съел два пирожка, пока Маруся не заметила.