Его забрал лес

Настасья Васильевна очень внимательна и заботлива. Она почти сразу подошла, дала мне кружку с медовухой.

– Вы слишком близко всё принимаете к сердцу.

– Что?

– Знаю, вы переживаете из-за того, что происходит в Курганово, но граф обо всём позаботится.

– А что на самом деле происходит?

Я ведь и вправду ничего уже не понимаю.

– В том-то и дело, мой дорогой князь. – Она поднесла кружку к моим губам и почти насильно заставила выпить. – Ничего не происходит. Веселитесь.

Настасья Васильевна опустила маску с изображением месяца и звёзд на лицо и, взяв другую кружку, подошла к девушке из деревенских, ужасно похожей на нашу Клару. Я даже принял бы кметку за дочь доктора, если бы она как раз в этот момент не подошла ко мне.

– Мишель, скорее, там сейчас будут петь.

Она потащила меня к одному костру. Каюсь, я едва не забыл о главной цели своего приезда. Мне нужно собирать песни и сказки, а не искать расчленённые трупы и взламывать лаборатории.

А ещё шуба с маской. У меня всё тело чесалось, и пот лил рекой. Ужасно хотелось раздеться.

Стоило отойти подальше от костра графа, и мрачные мысли развеялись. Я продолжал пить. Клара потянула меня в танец. Она очень милая, когда такая весёлая.

А хоровод-то какой! Вот это я понимаю хоровод. Он растянулся по всему берегу. Бежишь мимо костров, держась с незнакомцами за руки. Вокруг мелькают огни. И звёзды кружатся над головой. Снег летит в стороны под ногами. А ты всё бежишь, люди то вылетают из хоровода, то, наоборот, влетают в него, и тот никогда не кончается.

Мы плясали так долго, что стали задыхаться. Я вырвал Клару за руку, мы рухнули прямо в сугроб, захохотали. Она, видимо, замёрзла, прижалась к моей груди, спрятала руки в моей волчьей шубе.

– Мишель… я хотела вам признаться…

Как вдруг музыка резко переменилась, и вместо лихой мелодии послышалось нежное пение скрипки. Скрипки!

Я подскочил на ноги так поспешно и неаккуратно, что Клара едва не утонула в снегу. Пришлось быстро поднять её на ноги и скорее потащить за собой к костру, откуда раздавалась песня.

Правда, Клару я потерял где-то по пути, но слишком боялся упустить что-нибудь важное.

О, это прекрасная песня и не похожая на народные, что поют в деревнях. К сожалению, успел записать только отрывок, но надеюсь найти музыкантов попозже, чтобы они продиктовали мне текст целиком.

Выпей ты со мною мёда,
И пойдём плясать с народом.
Мне не страшно вовсе ничуть.
Человек иль Навий дух ты,
Станешь, милый, моим другом,
Всё равно мне в Долгой ночи.
Будем мы гулять до зари[12]

.

То, что праздник называют Долгой ночью, а не Ночью костров, наводит на мысль, что имеет она рдзенские корни. Значит ли это, что когда-то в Рдзении праздновали её так же, одеваясь в костюмы и танцуя вокруг костров, а не ходя со свечами и не молясь?

Поговорить с музыкантами!!!

Но от песни меня отвлекли. И не это, признаю, волнует меня больше всего.

Она появилась точно из ниоткуда.

На ней была красная маска с белыми узорами. Не зверя, а человека. Точно она сама была зверем, что только притворялся одним из нас. Из-под вишнёвого платка торчали светлые волосы, белые, точно лён, с совиными перьями.

– Человек ты?

– Что? – удивлённо переспросил я.

– Иль Навий дух?

Я так растерялся, что не сразу догадался, что она повторяла слова песни.

– Я человек.

Увидеть её лицо под маской не получалось, но готов поспорить, она улыбнулась. Готов также поспорить, что улыбка её дикая, почти безумная, полная куража.

Она приподнялась на мысочки так, чтобы дотянуться до моего уха, и меня окутали запахи… шерсти, земли, лопуха, крапивы…

Безумие же нельзя излечить, верно? Я вечно буду гоняться за несбыточной мечтой. Если бы я знал наверняка, что есть средство, которое избавит меня от этого недуга, так воспользовался бы им не задумываясь. Даже если бы доктор Остерман сказал мне разбежаться и удариться головой о стену, честное слово, я бы рискнул остаться полным идиотом, но попытаться выздороветь. Но пока что всё, о чём я могу думать, так это запах её волос. Кажется, он до сих пор остался на моей одежде.

Но тогда я мог только молчать и смотреть на неё во все глаза. Не знаю, разобрала ли она мои глаза в прорезях маски.

– Так что? – повторила она. – Станешь милым моим другом?

Я глупо замотал головой, пожал плечами, совершенно растерявшись от её странных речей. Как и сказал, я никак не мог понять, что это слова песни, хотя музыканты пели прямо за моей спиной.

– Что?

– Ох, боги, – вздохнула она и со смехом добавила: – Пошли танцевать.