― Она ужасная, ― смеется он. ― И ужасно преподает алгебру. И геометрию. Я ее вообще не понимаю. В другой школе, где я учился раньше, математику преподавала Наталья Андреевна. Она всегда разжевывала для нас тему и не приступала к изучению другой, пока мы не уясним эту, ― он продолжает смотреть на дождь, но его голос становится грустным. Если он не может вспоминать без печали свою прежнюю школу, тогда зачем перевелся? Должно быть, точнее стопроцентно, у него там были друзья. И ему, наверно, жаль, что он расстался с ними. Хотя, может быть, он общается с ними. И это вообще не мое дело.
Когда ливень превращается в моросящий дождик, я выхожу из-под крыши, не говоря прощальных слов Ангелу.
― Тебе в какую сторону? ― слышу я его голос за спиной.
Я не поворачиваюсь к нему, не останавливаюсь. Он, хромая, добегает до меня и переходит на шаг.
― Туда, ― небрежно махаю я рукой налево.
― Ты далеко живешь?
― Не очень.
― А я вот да. С моей быстрой походкой дорога до дома занимает около часа, если не больше, ― ухмыляется он, и я удивляюсь, что он может высмеивать свои недостатки. Мой взгляд невольно опускается вниз, и я смотрю на его правую ногу, из-за которой он хромает.
― Ты быстро ходишь, ― бормочу я, задумавшись.
― Только не тогда, когда нужно преодолеть большое расстояние, ― вздыхает Ангел. ― Нога быстро устает. И вообще, я чувствую себя стариком. Даже хуже.
Я быстро устремляю глаза на его лицо, и мой взгляд касается шрама. Мне так хочется спросить, что с ним случилось, но я закусываю нижнюю губу до боли и отворачиваюсь.
Мы выходим за пределы школы, и я иду налево. Ангел следует за мной.
― Тебе в эту же сторону? ― недоверчиво спрашиваю я.
― Ага, ― кивает он.
Что-то я замечала раньше, что ему в мою сторону.
Я зарываю глубоко все свои вопросы и сомнения и просто иду вперед, морщась, когда капли падают на лицо.
― А ты не очень общительная, ― говорит Ангел.
Я громко вздыхаю и закатываю глаза.
― Ты только понял? ― язвлю я.
― Я думаю, что на самом деле ты общительная, просто тебе не с кем поговорить, ― осторожно поясняет он.
― Мне и одной хорошо.
― Никто не хочет быть одиноким, ― говорит он. ― Никто.
― Я хочу, ― отвечаю я.
Я твердо смотрю вперед, но боковым зрением вижу, как Ангел улыбается.
― Неправда.
― Откуда тебе знать об этом? ― внезапно на меня накатывает волна раздражения. Кого он из себя возомнил? Всезнающего и всевидящего? ― Ты меня совсем не знаешь! И ты не знаешь, хочу ли я быть одной, или нет.
― Ты права. Я не знаю тебя, ― соглашается Ангел, продолжая говорить ровным голосом. ― Но это и не обязательно, чтобы быть уверенным в своих словах. Повторяю: никто не хочет быть одиноким.
― И я тебе повторяю: я хочу, ― отчеканиваю я злобно.
Почему он продолжает улыбаться? Это реально начинает действовать на нервы.
― Если бы ты хотела быть одной, то не разговаривала бы сейчас со мной, ― замечает Ангел.
― Ну, это просто ты такой приставучий, ― стараюсь ответить я раздраженно, чтобы скрыть бурлящее волнение внутри.
― Просто ты не хочешь быть одна, ― настаивает он на своем.
Я снова закатываю глаза и пожимаю плечами.
― Прекрасно, ― фыркаю я. ― Мне все равно. Я не буду спорить с тобой.
― Значит, я прав, ― говорит Ангел.
И тут я останавливаюсь. Ангел перестает идти секундой позже и удивленно смотрит на меня.
― Почему ты идешь со мной? Почему разговаривает? ― и тут я начинаю вываливать на него весь свой груз мыслей. ― Почему задаешь эти глупые дурацкие вопросы? Какое тебе вообще дело, общаюсь ли я со своими одноклассниками, или нет? Какое тебе дело, хожу ли я на физкультуру, или нет? ― я громко выдыхаю и заставляю себя остановиться. Я только что перешла грань вежливости и нагрубила ему. И теперь мне стыдно за это.
Я жду, что сейчас Ангел плюнет на меня и уйдет, но он продолжает стоять на месте и смотреть на меня. Почему он не бежит, сломя голову? Почему не называет меня сумасшедшей и припадочной? Почему не начнет издеваться надо мной вместе с остальными?
― Таким, как мы, нужно держаться вместе, чтобы окончательно не заблудиться в этой жизни и, в итоге, бесследно исчезнуть, ― произносит Ангел.
― Каким таким? ― недоуменно спрашиваю я, стараясь унять дрожь в коленках.
― Потерянным людям. Ну, если сказать иначе, то изгоям. Тем, кого отвергло общество.
Я не сдерживаюсь и усмехаюсь.
― Ты не изгой.
― Почему ты так уверена в этом? Ты же совершенно меня не знаешь, ― говорит он и робко улыбается, и я понимаю, что он искажает мои недавние слова.
Я вздыхаю и мотаю головой.
― Не усложняй себе жизнь, общаясь со мной, ― я произношу это устало и грустно.
― Моя жизнь давно усложнена, ― произносит Ангел.
― Все ополчатся против тебя.
― И что? Я ничего не потеряю, если не буду общаться с кучкой однотипных людей! ― он вскидывает руками. ― Почему тебе так сложно поверить, что ты не одна, кто не хочет общаться с… ними? Есть Егор. Он тоже такой же, как ты. И теперь есть я.
Я слушаю его и испытываю противоречивость. Мне хочется верить, но так же хочется спрятаться в непробиваемый кокон, чтобы никто не смог достучаться и добраться до меня.