Эгоист

— Вы так и не утеряли той «ужасной власти», которую — помните? — заставили меня испытать в тот день на себе.

— Как жаль, что я не в силах, видимо, употребить мою пресловутую власть во благо.

— И он ничего не сказал?

— Ну нет, он говорил много. О Швейцарии, о Тироле, об Илиаде и об Антигоне.

— И это все?

— Что вы! Он говорил также и о политической экономии. Согласитесь, что положение, в каком мы очутились, было несколько необычно — во всяком случае, для меня. Но вы мне ничуть не сочувствуете!

— Если бы я могла знать ваши чувства!

— Я испытывала признательность к сэру Уилоби и горевала за мистера Уитфорда.

— Горевали?

— Ну да! Я видела, как тяжела, как почти непосильна для него задача, вываленная на него сэром Уилоби: вежливо дать мне понять, что планы его кузена не отвечают собственным его желаниям.

— Ах, Клара, в каких-то вещах вы бываете так проницательны!..

— Да, он щадил меня. Я видела это по тому, как он уклонялся… И он был, как всегда, очень мил. Мы ходили с ним по парку бог весть сколько времени — мне, впрочем, наша прогулка не показалась долгой.

— И вы так и не коснулись этой темы?

— И за версту к ней не подходили. Да иначе и быть не могло. Ведь чтобы задать девушке… известный вопрос, нужно испытывать к ней уважение. Он же, мне кажется, по-своему даже расположен ко мне, но только как к веселой и легкомысленной приятельнице.

— А если бы он сделал вам предложение?

— Он — предложение? Когда он меня презирает!

— Какое вы дитя, Клара! Или у вас страсть морочить людей? Вы, верно, порядком помучили его, а теперь решили взяться за меня.

— Но как же ему меня не презирать?

— Нет, вы в самом деле так слепы?

— Быть может, мы обе с вами слегка ослепли, мой друг?

Подруги обменялись глубоким, испытующим взглядом.

— Вы намерены ответить на мой вопрос, сударыня? — спросила Летиция.

— То есть на ваше «если бы»? Если бы он и стал просить моей руки, то лишь из снисхождения.

— Вы опять увиливаете!

— Постойте, дорогая Летиция! Он просто-напросто проявил чуткость, чтобы не причинить мне боли.

— Иначе говоря, вы дали ему почувствовать, что это причинило бы вам боль.

— Друг мой! Позвольте прибегнуть к сравнению. И тогда, быть может, вам легче будет понять, чем я была во время нашей с ним беседы. Итак, представьте себе поплавок рыбака — он спокойно лежит на воде и, послушный малейшему движению удилища, готов либо погрузиться в воду, либо взвиться в воздух. Я была точно таким поплавком.

— У сравнений есть опасное свойство, — удовлетворяя того, кто к нему прибегает, оставлять слушателя в прежней неизвестности, — сказала Летиция. — Вы сами признали, что если бы он отважился сделать вам предложение, вы испытали бы тягостное чувство.

— Я была поплавком, поймите! Это самое точное сравнение: я была пассивна, как поплавок. Глядя на мою неподвижность, казалось, можно было заснуть. Но в любую минуту я могла бы исчезнуть в глубинах или, послушная удилищу, взметнуться в воздух. Ну, а рыбка — не клюнула!

— Хорошо, исходя из вашего сравнения, положим, что рыбка, — или рыбак, не знаю, кто из вас кем приходится… Но нет, вопрос слишком серьезный, чтобы играть в аллегории. Итак, вы хотя бы дали ему понять, что оценили его сдержанность?

— О да.

— И ничем не помогли ему эту сдержанность нарушить?

— Вспомните, Летиция, я была поплавком, всего лишь поплавком у рыбака!

Летиция ничего не ответила и только вздохнула.

Она была обескуражена; она чувствовала, что в Кларином сравнении таится какой-то смысл, но, как ни ломала голову, не могла до него добраться.

— А если бы он все же заговорил? — спросила она снова.

— Он слишком честный человек.

— Я, кажется, начинаю понимать мужчин, обвиняющих нас в том, что мы, подобно кошкам, бродим вокруг да около и никогда не идем прямо к цели.

— Ну, хорошо, Летиция, если бы он заговорил и если бы я могла поверить в его искренность…

— В искренность честного человека?

— Ах, я не в нем сомневаюсь, а в себе! Если бы! О, я бы, наверное, сгорела со стыда. Где это я читала? В каком-то романе… о неугасимой искре. Ну, так вот, эта искра попала бы мне в самое сердце.

— Но отчего же стыд, Клара? Ведь вы свободны?

— Да, то, что от меня осталось.

— Я еще могла бы вас понять, если бы в вашем сердце выгорели все чувства, кроме гордости.

— А мне, напротив, кажется, что если бы в моем сердце не было иных чувств, кроме гордости, мне нечего было бы стыдиться.

Летиция была озадачена.

— И человек, придумавший столь странную комбинацию, вызывает у вас чувство живейшей признательности? — раздумчиво произнесла она.

И вдруг ее осенила истина: Клара и в самом деле ни о чем не догадывалась.

— Но ведь Вернон любит вас! — вскричала она нетерпеливо.

— Не говорите таких вещей!

— Но это так, я знаю!

— Он мне ни разу не дал понять, что любит меня.

— Это ли не доказательство!

— А сколько было к тому случаев!

— Тем более!

— Но почему же он молчал, когда получил — пусть таким странным образом, — когда он получил полное право?

— Он боялся.

— Меня?

— Боялся ранить вас — да и себя, возможно. В таких случаях мужчине извинительно подумать и о себе.

— Но чего же ему было опасаться?