Эгоист

В Клариных прекрасных глазах вспыхнул мягкий блеск, но она поспешила спрятать его под ресницами.

— Но какие могут быть у отца сомнения? Разумеется, я с ним поеду.

— Он предоставляет это решить вам самой.

— В таком случае — да. Да, да, да, тысячу раз — да.

— Вы отдаете себе отчет в том, что вы сказали?

— Мистер Уитфорд, вот я закрыла глаза и говорю: «Да»,

— Берегитесь. Это мое последнее предупреждение. Если вы закроете глаза…

— Но только я не в силах подняться на горные вершины — пусть они довольствуются моим восхищением снизу у подножия, — уклончиво сказала она.

— Для начала и это годится.

— Горные вершины меня обнадеживают?

— Одна из них.

Грудь Вернона высоко вздымалась.

— Когда сидят у ваших ног, вы, верно, и в самом деле ощущаете себя высокой горой, — сказала она.

— Если бы у меня было сердце мыши, я бы, возможно, испытывал такое чувство.

— Но вы слишком высоки — вы неприступны.

— Еще раз предупреждаю: как бы вас не подхватили на руки и не подняли вверх!

— Кому-то в таком случае пришлось бы наклониться.

— Чтобы установить вас, как вымпел, на покоренной вершине!

— Теперь я вижу, вы и в самом деле говорили с отцом, мистер Уитфорд. Вы так образно изъясняетесь.

— Хотите знать, что он сказал? — спросил Уитфорд, меняя тон.

— Его язык я знаю прекрасно.

— Он сказал, чтобы я…

— И вы так и сделали.

— Только частично. Он сказал, что…

— Вы не можете сообщить мне ничего нового.

— Он сказал…

— Нет! Вернон, нет! Только не здесь, не в этом доме!

Эта мольба и то, что Клара назвала его по имени, говорили о многом. Было ясно, что ее стремительная мысль обогнала Вернона, осторожно подводившего ее к той конечной точке, дойдя до которой она должна была сдаться.

У него родилось ответное желание помедлить, не выговаривать торжественного слова. Только не здесь. Где-нибудь далеко от Паттерн-холла, в тени высоких гор.

Он больше в ней не сомневался. Руки их должны будут соединиться. Собственно, руки так и решили, без слов. Вернее, они ничего не решали, все получилось само собой, как у детей.

Дух доктора Мидлтона, как правильно догадалась Клара, снизошел на Вернона — в награду за то, что он решился наконец высказаться открыто. Склоняясь вместе с доктором над каким-то фолиантом, Вернон внезапно захлопнул книгу и поведал ему обо всем, что произошло в этом доме. Где-то посреди рассказа доктор Мидлтон его прервал. «Для этого человека нет ничего святого!» — воскликнул он. Вернон, насколько позволяла справедливость, стал защищать своего кузена. «Словом, вы утверждаете, что это ничем не выдающийся экземпляр гомосапиенса наших дней», — сказал доктор Мидлтон и, взглянув на часы, удостоверился, что до утра им уже не удастся покинуть Паттерн-холл. Предстояло перейти к самому трудному. Но не успел Вернон рассказать о великодушном предложении Уилоби, как доктор Мидлтон ошеломил его возгласом: «О лучшем муже для моей дочери я не мог бы и мечтать!» Уилоби сразу поднялся в глазах преподобного доктора. Он принялся восхвалять благоразумие джентльмена, который, несмотря на то что судьба не дала ему в свое время вкусить спасительную розгу, сумел так безропотно принять каприз «незрелой девчонки». И, не теряя ни минуты, отец означенной незрелой девчонки погнал Вернона изъявить ей свою родительскую волю: разом покончить со всеми капризами и доложить наутро о полном воцарении порядка и покоя. Вернон колебался. Тогда доктор Мидлтон высказал предположение, что, быть может, в конечном счете виноват во всей этой истории именно он, мистер Уитфорд, на что тот, в доказательство своей добросовестности, открыл ему свое сердце. «Идите к ней!» — сказал доктор Мидлтон. Вернон предложил назначить следующую встречу в Швейцарии, доктор Мидлтон выразил свое согласие, повторив: «А теперь — к ней».

Убедившись, что необычность ситуации, по-видимому, ничуть не смущает Клариного отца, Вернон собрался с духом и, преодолев щепетильность, отправился исполнять волю своего ученого друга.

Готовность, с какой Клара согласилась его выслушать после того, как Уилоби изложил ей свои условия, ее мягкая задумчивость во время их прогулки по парку — все это от него не ускользнуло и навело на кое-какие размышления. И вот, вдохновленный ее отцом и не имея иных оснований для надежды, кроме собственных смутных ощущений (а кто не знает, как трудно уверовать в эти ощущения, покуда рассудок не скрепит их своею печатью!), он сидел с нею рядом и держал ее руку в своей. И, как ни трудно было ему (это было трудно и Кларе, но ему, как мужчине, особенно) не дать этому слову, их слову — теперь, когда дверца клетки была распахнута настежь — выпорхнуть и взмыть в поднебесье, он все же остался верен своей привычке к самообладанию, а она почувствовала, что любит его за это сильнее прежнего.

Летиция застала влюбленных сидящими рука в руке.

Пообещав наведаться к ней рано утром, они пожелали ей покойной ночи. Счастливые, они и не подозревали, какая далеко не покойная ночь — ночь, полная бурь и слез, — ее ожидает!

Оставшись одна, Летиция задумалась над новоявленным величием души сэра Уилоби, в которое так внезапно уверовала Клара.