Эгоист

Нет, ясно, что этот человек-скала не отпустит ее добровольно. Этот застывший эгоизм, эта окаменелость выслушает ее просьбу с изумлением и наотрез откажется выполнить ее. Гордость помешает ему даже понять ее желание быть свободной. Положим, она могла бы добиться свободы — и притом не прибегая к способу, избранному Констанцией, — но мысль об отце, об огорчении, какое она ему причинит, о трагической дилемме, которую перед ним поставит, лишала ее решимости. Несмотря на всю свою любовь к ней, отец настаивал бы на соблюдении данного ею слова; в конце концов он, разумеется, уступил бы, но смятение его и отчаяние не поддавались бы описанию. Доктор Мидлтон, когда его чувства приходили в расстройство, бывал ужасен: он бросал все свои занятия, книги, умолкал и становился похожим на человека, потерпевшего кораблекрушение в океане и не ждущего ниоткуда спасения. В свете поднялся бы вой. Сколько бы она ни доказывала, что человек, из рук которого она вырвала свою, — эгоист, свет заклеймил бы ее как изменницу. Она с горечью подумала, что ее взгляды на свет пришли в согласие со взглядами Уилоби, — ведь это из-за него благоухающий сад превратился для нее в заросший крапивою пустырь, а вместо горизонта перед ней встала глухая, темная стена.

Клара мысленно перебрала всех посетителей Большого дома, и в каждом из них она видела одно: искреннее восхищение хозяином дома. Ни одна душа не подозревала о его подлинной природе. Муки лицемерия, которые она претерпевала, принимая поздравления в качестве невесты сэра Уилоби, лишь немного умерялись тем презрением, какое она испытывала к поздравляющим, к их удивительной слепоте. Тщетно пыталась она себя обмануть, внушая себе, что правы они и что она просто-напросто глупая, вздорная и легкомысленная женщина. В своем стремлении подавить мятеж, начавшийся в сознании, а теперь уже бушевавший в крови независимо от сознания, она всячески вызывала тетушек Изабел и Эленор на преувеличенные похвалы их кумиру; она хотела проникнуться их настроением, дабы хоть немного примениться к ожидавшей ее участи. Подчас ей это даже удавалось, и голос протеста совсем было замолкал, но стоило ей провести пять минут в обществе сэра Уилоби — и все ее усилия разлетались в прах.

Однажды он попросил ее надеть фамильный жемчуг к обеду, на который были званы какие-то важные дамы, и сказал, что пришлет его к ней с мисс Изабел. Клара отклонила его предложение, сославшись на то, что не имеет еще права носить этот жемчуг. Он посмеялся ее щепетильности.

— По правде говоря, я от вас не ожидал подобного жеманства, — сказал он. — Я дарую вам это право. Ведь, по существу, мы уже все равно что муж и жена.

— Нет.

— А перед небом?

— Мы еще не обвенчаны.

— Ну, хорошо. Наденьте тогда этот жемчуг в качестве моей невесты.

— Я предпочла бы его не надевать. Я не могу носить жемчуг «напрокат». Я не могу надеть это ожерелье. Не могу, поймите. — И, испытывая к себе презрение за то, что не ограничивается резким отказом, она прибавила: — Вам не кажется, Уилоби, что девушка, надевающая на себя подобные драгоценности, походит на жертву, украшенную перед жертвоприношением? Нечто вроде священного тельца, увешанного драгоценностями, каких изображают на древнегреческих амфорах?

— Дорогая моя Клара! — воскликнул изумленный жених. — Как можете вы называть этот жемчуг драгоценностью, взятой напрокат, когда это перлы Паттернов, наши фамильные драгоценности, не имеющие, смею сказать, себе равных ни в нашем графстве, ни во многих других, — драгоценности, которые самым законным образом переходят к новой хозяйке дома?

— Это ваш жемчуг, но не мой.

— Он скоро будет вашим.

— Но, надев его сейчас, я бы предвосхитила события.

— Даже с моего согласия и одобрения? Даже если я вас прошу?

— Я еще не… я, может быть, никогда не стану…

— Моей женой?

Он торжествующе засмеялся и старым, испытанным способом всех влюбленных принудил ее к молчанию.

Такая щепетильность, впрочем, делает ей честь, сказал он. И может быть, жемчугу в самом деле лучше покоиться покуда в своем стальном ящичке. Он просто хотел порадовать ее сюрпризом.

Прекратив, как бы из уважения к ее воле, настаивать на том, чтобы она надела жемчуг, он ее обезоружил в ту самую минуту, когда она собралась было с духом, чтобы высказаться более решительно.

— Боюсь, что мы часто расходимся с вами во взглядах, Уилоби, — успела она все же сказать.

— Вы еще так молоды, моя дорогая! — последовал обидный ответ.

— А если это расхождение не пройдет с возрастом?

— Я отказываюсь даже представить себе такое, душа моя!

— Мне кажется, что у нас с вами от природы противоположные натуры.

— Если бы это было так, я бы непременно это почувствовал, — заверил он Клару. — По первому же намеку!

— Да, но я слыхала, — продолжала она, — мне говорили, будто от женщины требуется, чтобы она была подголоском своего мужа и вторила ему во всем.

— Быть может, это и требуется от других женщин, душа моя! Моя жена будет пребывать в состоянии естественной гармонии со мной.

— Ах! — Она сжала губы. Но так и не могла подавить зевка. — Почему-то мне здесь постоянно хочется спать.