— У меня есть такое намерение, — сказал Вернон.
— Почему?
— Я вам говорил.
— Мне? Когда же?
— Если не вам, то вашей спине, которую вы мне подставляли всякий раз, как я с вами об этом заговаривал.
— Я не помню, чтобы вы со мною об этом заговаривали. Что же касается ваших доводов, то меня не убедил бы и десяток доводов. Вы идете наперекор не только моим желаниям, но и собственным интересам. Друг мой, вы огорчаете не меня одного. Вспомните, Вернон, ведь вы сами говорили, что мы, англичане, народ ветхозаветный и что нам следовало бы вернуться к патриархальному образу жизни. Говорили, говорили, не спорьте! Я это прекрасно помню. Разумеется, вы, как всегда, иронизировали и тут же стали издеваться над англичанами, утверждая, будто у нас у всех скверный характер и что поэтому мы не можем жить со своими родственниками одной большой семьей. А теперь вы первый же и ломаете семью! Я, конечно, не претендую на звание ветхозаветного патриарха, но все же я… я…
Сэр Уилоби по каким-то неуловимым признакам почувствовал, что его невеста и кузен обменялись улыбкой. Он закинул голову и, казалось посовещавшись с верхними веками, решил рассмеяться.
— Ну, хорошо, я и впрямь питаю слабость к патриархальному образу жизни, — каюсь! И достопочтенный доктор жил бы вместе с нами! — прибавил он, повернувшись к Кларе.
— Мой отец? — переспросила она.
— А почему бы нет?
— Отец привык вести жизнь ученого отшельника.
— Вам не пришлось бы с ним разлучаться, дорогая!
Поблагодарив сэра Уилобн за доброту, побудившую его подумать об ее отце, Клара мысленно подвергла эту доброту пристрастному разбору: но нет, она никак не могла уловить чего-либо недоброго или эгоистического в этом предложении — и тем не менее она была уверена, твердо знала, что в его основе крылся все тот же эгоизм.
— Надо будет хотя бы предложить ему… — сказал сэр Уилоби.
— Как честь?
— Если он соблаговолит считать это честью, Ох, уж эти мне светочи науки! Впрочем, без Вернона нам уже нечем будет соблазнить доктора Мидлтона. Ну, да все это так нелепо, что и говорить не стоит! Ах да, Вернон, — насчет юного Кросджея… Я решил взять все заботы о нем на себя.
С этими словами сэр Уилоби подставил Вернону спину и направился к двери, но Клара остановила его.
— Стало быть, вы дадите Кросджею возможность подготовиться к поступлению во флот? — спросила она. — Ведь ему нельзя терять и дня.
— Да, да, я все устрою. Можете на меня положиться — я не потеряю этого постреленка из виду.
Сэр Уилоби подал ей руку, чтобы помочь спуститься со ступеньки на гравий, и с удивлением отметил румянец, заливший ей лицо.
В ответ на его жест она протянула ему руку.
— Не забывайте, Уилоби, что с этим делом мешкать нельзя, — проговорила она, словно предъявляя ультиматум, и нехотя позволила своим пальцам коснуться его рукава.
— Как вам известно, Уилоби, все дело в деньгах, — сказал Вернон. — Если я поеду в Лондон, на первых порах я вряд ли буду в состоянии содержать мальчика.
— Но зачем, зачем же вам ехать?
— Это уже другой вопрос. Я хочу передать вам свои функции.
— А коли так, то все меняется: раз я беру на себя ответственность за дальнейшую судьбу мальчика, я вправе воспитать его как считаю нужным.
— То есть подарить обществу еще одного бездельника.
— Я ручаюсь, что сделаю из него настоящего джентльмена.
— У нас их и без того слишком много.
— Слишком много джентльменов не может быть, Вернон.
— Этим вашим джентльменством у нас в Англии прикрывают самую обыкновенную леность. Растить джентльмена из мальчика, у которого нет ни гроша за душой, немногим лучше, чем отдать его на выучку к ворам. Вы воспитаете врага общества, а быть может, даже и поживу для полиции.
— Вот что, Вернон: вы как будто видели отца Кросджея, этого лейтенанта, а ныне капитана морской пехоты?
— Он порядочный человек и храбрый офицер.
— И несмотря на эти достоинства — совершеннейший недоросль, старый недоросль. Положим, он сейчас капитан, но, согласитесь, он дослужился до этого чина довольно поздно. Вот вам, пожалуйста, — порядочный человек и храбрый офицер — и все это перечеркивается тем простым обстоятельством, что он — не джентльмен. Общение с ним исключено. Не удивительно, что правительство так неохотно его продвигает! Что касается юного Кросджея, он носит не ваше имя, а мое, — казалось бы, уже одно это обстоятельство дает мне преимущественное право избрать для него карьеру. Я же утверждаю, что лучший аттестат для молодого человека — одобрение гостиной. Я слышал, например, об одном негоцианте в Сити, который ни за что не возьмет себе в клерки человека, не имеющего университетского образования. Во всяком случае, он всегда оказывает предпочтение окончившим университет. Точно такую же историю я слышал об одной адвокатской фирме.
— У Кросджея медный лоб, он не пригоден ни для университета, ни для гостиной, — сказал Вернон. — Драться и умереть за вас — вот все, на что он годится.