Эгоистичный мем идеологии, 2020

Таким образом, в историческом Со-бытии действует хайдегге-ровский принцип единящего времени. Абстрактной триаде отчужденных друг от друга фантомов прошлого, настоящего и будущего нужно противопоставить конкретное единство времен («дней связующая нить»). В «Бытии и времени» есть полный инструментарий для понимания феномена единящего, горизонтообразующего времени, в котором будущее неразрывно связано с настоящим через «настающее» время:

Будущее» значит тут не некое теперь, которое, еще не став «действительным», лишь когда-то будет быть, но наступление, в каком присутствие в его самой своей способности быть. ⁷⁴

Речь идет, разумеется, о человеческом или социокультурном времени, вполне доступном для перемещений по его осям - что характерно для жизни текста и истории культуры (достаточно сослаться на феномен реставраций - грандиозных откатов исторического движения). Сегодня мы все можем участвовать в опытах изменения прошлого времени - например, ВКонтакте позволяет править уже отосланные и полученные абонентом сообщения. Так мы можем брать свои слова обратно, стирать написанное пером, разрывать темпоральную линеарность.

Фантастические допущения о порталах или машинах времени, истории о путешествиях сквозь эпохи - это элементарные описания культурных хронотопов. Здесь вполне возможна встреча человека с двойником из прошлого: сегодня, когда наша жизнь оцифрована и запротоколирована начиная с момента рождения и до самой смерти, достаточно просто «перемотать пленку». Здесь, при известной сноровке и желании, мы легко можем переписывать историю. Собственно, без всяких дигитальных технологий, на это способен механизм человеческой памяти, изменяющий в нашу пользу логику и характер минувших событий.

Итак, примем, как рабочую гипотезу, модель единого или единящего времени, в котором (как у Августина) есть «настоящее прошлое», «настоящее настоящее» и «настоящее будущее». Или, можно еще сказать, прошлое и будущее суть квантовые эффекты со -временности. Только в такой модели возможны любые перемещения во времени, изменения хода времени, коридоры, ловушки и порталы времени.

Как в таком случае мы реально попадаем в прошедший или в еще не наступивший момент? Судя по произведениям кинофантастики - через смех или страх. Большинство кинематографических реконструкций представляют прошлое в зеркале постмодернистской иронии. Например, визитеры из Средневековья в трилогии «Пришельцы» (Les visiteurs, 1993-2016) попадают в череду бесконечных комических ситуаций, где нелепым современному зрителю представляется всё - одежда, внешность, ритуалы, образ жизни далеких предков. Впрочем, серьезные пеплумы изображают исторические события или персоны в еще более глупом виде. Нелепица без юмора особенно досадна, поэтому лучше уж спасительная самоирония, чем очередная «Клеопатра» или «Десять заповедей».

Взгляд в будущее в современном киномейнстриме - это проекция настоящих, но гипертрофированных коллективных страхов. Во множестве популярных историй с сиквелами и приквелами (начиная с «Матрицы» и «Терминатора») настающее и наступающее время воспринимается как триумф всех известных антигуманистических тенденций. Восстание машин и крушение цивилизации, масштабная экологическая катастрофа или уничтожение всей планеты, новый технототалитаризм или тотальная кибернетизация человеческой жизни - всё это стандартные элементы картины грядущего, задействованные даже в комедиях и детских фильмах.

Интрига голливудских блокбастеров о мире будущего незамысловата: альтернативой апокалипсису является массовая промывка мозгов для скрытия факта апокалипсиса. Создатели футурофобских блокбастеров довольствуются постмодернистской категорией безобразного в двух ипостасях: собственно

тошнотворное безобразное и горькое безобразное в дражированной оболочке прекрасного. Нарратив большинства фантастических фильмов идет параллельными маршрутами: например, в «Терминаторе» катастрофа очевидна, а в «Острове» Майкла Бэя она спрятана в декорациях модернизированной платоновской пещеры. Но, как говорится, хрен редьки не слаще.

Если мы воспользуемся знакомым семиотическим квадратом, то заметим, что здесь не хватает двух важных позиций: а) сюжетов, где плохое переходит в хорошее; б) историй, где хорошее становится еще лучше.

Потерянные углы семиотического квадрата мы отыщем в другом фрагменте единящего времени - в произведениях советской книжной или кинематографической фантастики: например, в романе Ивана Ефремова и в фильме Евгения Шерстобитова (1967, СССР) «Туманность Андромеды». Мир разумного и справедливого общественного устройства, драматургия борьбы высоких порывов с еще более возвышенными стремлениями - как это всё наивно и несвоевременно для нынешнего читателя и зрителя. Однако - как

это созвучно и понятно поколению шестидесятников во многих местах земного шара...

Работа неизвестного художника

Любопытно, что герой «Туманности Андромеды» Дар Ветер по одной из искусствоведческих версий - светлый двойник магистра