Егор Гайдар

Важная тема, обсужденная ими заранее, – возможность свободного передвижения людей через границы республик. Никто тогда об этом не думал, а проблема назревала: «Прежде всего, это судьба десятков миллионов людей, живущих за пределами своих национальных государств. Необходимо обеспечить добровольную и планомерную (с привлечением западной помощи) их репатриацию и безусловную защиту жизненных интересов. В лимите миграции мы предлагаем руководствоваться испытанным в демократических обществах принципом права людей на свободный выезд из страны и право государства на регулирование въезда в него». Две предсказанные проблемы в одном флаконе: русские за рубежом и мигранты в России.

Эти же идеи, как свидетельствует Сергей Васильев, Гайдар изложил в специальной записке о возможных реформах на имя Бориса Ельцина.

Итак, Гайдар, как и другие экономисты, понимал, что попытка запустить реформы на всем пространстве разваливающегося СССР обречена на провал административно и политически.

Но дело было не только в этом. Тогда, в сентябре 1991 года, он уже окончательно понимал и то, почему так получилось. Несколько лет – своими статьями в «Коммунисте» и «Правде», бесконечной работой в различных «группах» и «комиссиях» – он пытался уберечь союзное руководство от надвигавшейся беды. Но сейчас, в сентябре 1991 года, пришла пора ставить окончательный диагноз – в крахе советской экономики, по большому счету, виноваты лично Горбачев и исполнители, которым он доверился.

Увы, прекрасные намерения и личные качества – это одно, но есть еще такой момент, как политическая воля, интуиция, способность принимать решения. Позднее Гайдар попытается разложить всё по полочкам в книге «Гибель империи» – как разгонялась скрытая инфляция непродуманными действиями Горбачева, Рыжкова и их команды. Как сначала «антиалкогольная» кампания, затем гигантские инвестиции, никак не подкрепленные доходами бюджета, прекраснодушные надежды на «хозрасчет» и «материальную заинтересованность», которые привели к принятию закона о кооперативах и закона о госпредприятии – и к еще большему «повышению доходов» и появлению в обороте пустых наличных денег – словом, как хаотичные и противоречивые «реформы» Горбачева расшатали и без того слабую, неустойчивую финансовую систему. Да, все это он детально проанализирует потом.

Но сейчас настала пора сказать себе: увы, у этого краха есть автор. И это не только безличная «советская власть». Это и ее последний руководитель.

Ну и, наконец, последнее. До августовского путча шансы спасти Союз, запустить нормальные реформы в рамках единого пространства еще оставались. После путча они исчезли.

Горькое чувство разочарования заставляет Егора еще и еще раз задавать себе один и тот же вопрос: как получилось, что Горбачев сам, лично, своими руками привел в Кремль всю эту команду путчистов, что им двигало, неужели он оказался настолько слабым и безгранично доверчивым – он, который казался еще недавно таким сильным политиком? Или все же он неискренен, когда говорит, что не знал о путче заранее? Этими же вопросами задавались тогда все.

И вот здесь последний, самый главный уровень ответа на вопрос: почему Гайдар перестал поддерживать Горбачева?

Он разочаровался в Михаиле Сергеевиче. Да, он хороший человек. Да, он замечательный человек.

Но…

Но трудно бывает понять его истинные мотивы.

Вот что писал главный редактор «Огонька» Виталий Коротич о президенте СССР М. С. Горбачеве:

«Как бы Горбачева ни упрощали, но в тактических играх он бывал вовсе не прост. У него бывали комбинации, просчитанные по-гроссмейстерски, на много ходов вперед, совершенные на грани возможного. Обсаженный со всех сторон старой чиновничьей гвардией, стукачами и солдафонами, он постоянно решал немыслимую задачу: как проскочить вперед, не доводя их до крайности, даже демонстрируя им, что все либералы и щелкоперы зажаты у него в партийном кулаке. Он фантазировал про реформы и рассуждал с партократами про общее дело, а у тех его не было с реформаторами, разваливающими ИХ страну. Я не раз говорил и повторю: Горбачев – личность трагическая. Не то чтобы с каждым годом – с каждым месяцем, особенно быстро в конце карьеры, уходила из него картинная комсомольская бодрость, нарастала боль. В нем было что-то от хорошего спортсмена, ушедшего в прорыв и знающего, что вот-вот его остановят… Когда он кричал, никогда не было страшно. И неожиданно не было. Будто глядишь в записи матч, о результате которого знаешь. И эта атмосфера вялости расползалась вокруг генсека ЦК партии, которого никто не боялся».

А вот другой взгляд на Горбачева – тоже со стороны человека, который его очень ценил и не прерывал с ним отношения в любые эпохи.

Григорий Явлинский: