Егор Гайдар

Но одновременно встречались люди абсолютно противоположные – ошеломленные. Которые находились в состоянии как бы меланхолического наблюдения за происходящим и даже с отвисшей челюстью от недоумения: что происходит – непонятно. И то, что одних заводило: новые правила, каждый день свои, неизвестно, что будет завтра; наоборот, этих людей, вторую часть, приводило в состояние ступора.

И всё, что я рассказываю по поводу этих активных, сообразительных, бурных, креативных и так далее людей, они составляли каплю, каплю в море, в море недоумения. Поскольку основная масса населения немедленно стала испытывать явное ухудшение уровня жизни, снижение уровня жизни, ухудшение качества жизни.

Обнищание происходило. Производство останавливалось. Смысл жизни терялся. А новые смыслы, которые быстренько схватили эти быстрые и сообразительные, эти смыслы они сиюминутные. Они лечили душу ощущениями. Глаза горели, и они всё пробовали. Но за ними-то не могла идти эта масса. Огромная масса, миллионы людей.

Никто им не мог объяснить. Что происходит – непонятно. Как жить – неясно. Куда мы катимся – рассказать невозможно. И так далее».

…Да, безусловно, это было так – кто-то терял смыслы. Кто-то их находил. Первых – терявших смысл – было значительно больше. Но вторые были не менее важны, чем первые, несмотря на свою малочисленность. Именно им предстояло создавать на обломках советского способа производства, советской политической машины, советского образа жизни – другую реальность. Создавать будущее. И с каждым днем их становилось больше. Новая реальность предоставляла им такие шансы, несмотря на все риски и ощущение опасности.

Пройдет еще несколько лет (уже без Гайдара в политике) – и ситуация резко изменится. Апелляция к советским «корням» станет главным фактором политического успеха. Но пока – в том 93-м – будущее еще в цене.

В Гайдаре было сочетание вот этого «эксперта по будущему» – и образа одинокого, честного, вообще говоря, случайно (это было видно по всему) попавшего во власть человека. Случайно и не очень надолго. Это тоже вызывало какое-то молчаливое, без деклараций, доверие.

Интересный это был момент в его жизни – Гайдару, никогда не стремившемуся «к избыточному общению с людьми», пришлось теперь с ними часто говорить. То с трибуны съезда, то на всяких встречах, больших и малых, важных и не очень, массовых и камерных, в столице и в провинции, живьем и в интервью. Говорить в печати, говорить по телевизору, говорить по радио, словом, постоянно говорить. Это для него было довольно не просто, даже мучительно… Но необходимо. Люди хотели его видеть. Хотели его слышать.

Иногда случались просто абсурдные, конфузные ситуации.

«Осенью 1992-го, в очень напряженное время, по личной просьбе Бориса Николаевича вынужден был отложить все дела и на день вылететь в Якутию. Провел там непростые переговоры с руководством республики, выступил на Верховном Совете, потом вместе с президентом Николаевым вылетел из Якутска в село Черепча, дальше километров на пятьсот к востоку. Поздно вечером встретился с общественностью. Я рассказывал о работе правительства, о перспективах развития Якутии, их района, о строительстве водовода – важнейшей местной проблеме. Потом – масса вопросов. Кто-то из собравшихся спрашивает меня о моем вероисповедании. Я откровенно отвечаю – агностик. “Это что, секта такая?” – слышится из зала. Объясняю, что это философское учение. Зал изумлен, а сопровождающие меня московские коллеги не могут спрятать улыбки».

Ну вот действительно, какой из него публичный политик? Ну кто заставлял в селе Черепча в далекой Якутской республике рассуждать об агностицизме? О том, что его истинная вера – это непознаваемость мира. Ну разве может нормальный человек так вот на пустом месте взять и влипнуть? И даром бы только село Черепча – весть о том, что Гайдар, видите ли, у нас агностик, разлетелась по всем СМИ. Не преминули над ней пошутить и по Центральному телевидению, и посудачить на кухнях. Ну ответил бы просто – атеист. Или соврал бы, в конце концов, – как потом делали многие: в Бога верю, но в церковь не хожу. Нет, ему обязательно надо было всю правду сказать!

Впрочем, виновниками этой истории были соратники – сидевшие в первом ряду Николай Головнин и Виктор Ярошенко, который вспоминал об этом эпизоде так: «Однажды в Якутии в районном клубе на вопрос “Верите ли вы в Бога?” он, чуть запнувшись, сказал: я – агностик.

В клуб мы попали после долгого пути через стойбища оленеводов, закусывание строганиной, сырыми оленьими кишками; мы с моим другом Николаем Дмитриевичем, короче, не были совершенно трезвы. Сидели в первом ряду, и Коля довольно громко спросил у своего босса из первого нашего ряда: “А что, это секта такая?”

Егор посмотрел на нас неприязненно и ответил через паузу: философское учение. Зал уважительно зашумел.

Недавно я даже нашел аудиокассету с этой записью – все документально подтверждается.