Егор Гайдар

То, что произошло с российской историей и что затем вернулось спустя годы, после того как Гайдар закончил эту книгу, описано точно и безжалостно: «…территориальная экспансия… лишь загоняла Россию в “имперскую ловушку”: с каждым новым расширением территории увеличивалось то, что надо сохранять, удерживать, осваивать. Это высасывало все соки нечерноземной метрополии. Россия попала в плен, в “колонию”, в заложники к военно-имперской системе, которая выступала перед коленопреклоненной страной как вечный благодетель и спаситель от внешней угрозы, как гарант существования нации. Монгольское иго сменилось игом бюрократическим. А чтобы протест населения, вечно платящего непосильную дань государству, не принимал слишком острых форм, постоянно культивировалось “оборонное сознание” – ксенофобия, великодержавный комплекс. Все, что касалось государства, объявлялось священным… Мощное государство… тяжелогруженой подводой проехалось по структурам общества».

Это ли не картина сегодняшней России? Закончил книгу, напоминаем, Егор в 1994-м.

Незаметно для себя Гайдар в эти годы (1994–1995, время работы в первой Думе) своим способом существования обозначил возникновение нового для России типа политика. Человека, играющего большую роль в ее политической жизни – и в то же время творца, интеллектуала, ученого. Конечно, такие люди встречались в дореволюционной России. Многие из депутатов Государственной думы первых четырех созывов, с 1905 до 1917 года, были, как и Гайдар, высочайшими профессионалами, юристами, гуманистами и философами, авторами знаменитых книг, профессорами (например, П. Милюков, В. Набоков, С. Муромцев). Но после 1917 года это время кончилось. В 1994 году Егор эту традицию возродил. Не только он один, конечно, но в первую очередь – он.

23 февраля 1994 года Госдума проголосовала за амнистию членам ГКЧП (события августа 1991 года), участникам столкновений 1 мая 1993 года, а главное – фигурантам событий сентября – октября 1993-го – «в целях национального примирения, достижения гражданского мира и согласия». На свободу среди прочих вышли Руслан Хасбулатов, Александр Руцкой, «министр обороны» белодомовцев Владислав Ачалов и его «зам» Альберт Макашов, лидеры самых радикальных организаций: Виктор Анпилов, Станислав Терехов, Александр Баркашов. Инициатором амнистии был Владимир Жириновский, не поддержали его в основном проельцинские фракции, хотя, например, Сергей Шахрай был активно «за».

…Впрочем, позднее в этой истории с амнистией обнаружились интересные подробности.

«Против оказался Геннадий Зюганов, – вспоминал позднее спикер Госдумы первого созыва Иван Рыбкин. – Он пришел ко мне и говорит: я хотел бы тебе сказать, чтобы ты понял. Пока эти люди сидят там, в “Лефортово” и в “Матросской Тишине”, они наше знамя! Знамя левого движения. А уйдут – потеряем знамя. Я ему говорю: “В чем же проблема, Геннадий Андреевич? Мы всех отпустим, тебя посадим, – ты будешь наше знамя”. Ну, конечно, он это тяжело воспринял».

Ельцин поначалу воспринимал амнистию главарям вооруженного мятежа так же, как Гайдар, – очень эмоционально и жестко.

Пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков описывал эти события так: «Настоящим шоком для президента стало освобождение из тюрьмы участников заговора 1991 года и неудавшегося переворота 1993 года. Это была четко рассчитанная и мгновенно реализованная интрига за спиной президента… Это было прямым вызовом Ельцину.

В субботу, 26 февраля, в первой половине дня помощники президента Батурин и Сатаров работали над письмом президента в Государственную думу, предлагая Госдуме еще раз вернуться к рассмотрению вопроса об амнистии. В проекте письма президента речь шла о “доработке постановления”.

Но было уже поздно».

Конечно, немалое впечатление произвела на Ельцина отставка генерального прокурора А. Казанника, юриста из Томска, университетского преподавателя, демократа по убеждениям, только что назначенного им на этот пост. Казанник сам пришел в администрацию с заявлением об уходе и объяснил его тем, что не согласен с амнистией политически, но юридически не видит иного выхода, кроме как подчиниться, – голосование в Думе по амнистии, это документ прямого действия, согласно Конституции.

Ельцин, однако, продолжал сопротивляться.

«Мы уже собрались уходить, – пишет Вячеслав Костиков, – когда нас (Ю. Батурина, Л. Пихою и меня) пригласили к президенту. Борис Николаевич сидел за столом с подготовленным проектом (указа о приостановлении амнистии. – А. К., Б. М.).

– Надо еще жестче, – отозвался президент. Смысл его высказываний состоял в том, чтобы “не размазывать ситуацию”, а “немедленно арестовать выпущенных по амнистии”. Он нажал на кнопку пульта и тут же при нас стал говорить с В. Ф. Ериным (министром внутренних дел. – А. К., Б. М.). “Нужно немедленно провести аресты. Вы знаете, кого”, – сказал он, не называя фамилий.

…Весь день мы ждали свидетельств того, что приказ Ельцина будет выполнен. Но время шло, а вестей не было».