Егор Летов и группа «Гражданская оборона»

А. К.: В знаменитом интервью в «Контр Культ Ур’а» № 3 ты говорил о смерти духа. Что ты скажешь сейчас?

Л.: Не могу в двух словах, конечно, объяснить. Ситуация абсолютно плачевная, всем ясно. В политическом плане мы уже не люди. Все, мы хуже албанцев. Судя по последнему футбольному матчу с Кипром – хуже киприотов. Смерть духа? На Западе она уже давно произошла. У нас – не знаю, но уже близко.

Если народ выбирает Ельцина, так чего этот народ достоин?

Политика сейчас для нас стала жестокой реальностью. Если не оказываешь сопротивления, имеешь неприятности, унижения и притеснения все большие. И если народ соглашается, причем в самом плачевном и позорном смысле, чего тогда ожидать? Грядет либо катастрофа, либо революция.

Мы начинаем новый этап «Русского Прорыва». Я надеюсь, что к нему присоединится «КАЛИНОВ МОСТ». Предварительное согласие на этот счет вроде бы есть.

А. К.: Для тебя самого Сибирь остается по-прежнему чем-то особенным?

Л.: Конечно, но если говорить о населении… У нас разруха, как и везде, но мелкая, вялотекущая. В Москве заметно расстояние между верхами и низами. У нас от голода никто не мрет, бомжей не такое изобилие, бандитов поменьше. Но в целом ощущение откровенной децентрализации. Москва – наплевать, страны единой тоже нет. Живем здесь сами по себе, скоро у нас деньги свои наверняка появятся… Колчаковщина такая. Так что все, началось.

А. К.: А что для тебя есть Родина?

Л.: Родина для меня – Советский Союз. Я здесь родился.

А. К.: А ощущение Родины?

Л.: Ощущение Родины – это язык, ландшафт, это идея, определенная идеология, символика, традиция, эстетика и мораль. Сейчас эстетика нашего государства российского – другая, мораль – другая, вообще никакой нет, территория – и та уже не та…

Распад полный. Смердит кругом. Я ездил по стране с «акустиками» этак года три достаточно интенсивно. Весьма удручающее впечатление. Особенно после того, как войну в Чечне проиграли. Собственно говоря, не проиграли, а… сдали.

А. К.: Ты выступал последние годы с концертами на юге России?

Л.: Да, там у меня на концерте было больше половины народу в зале тех, кто в Чечне воевал. Контрактники, казаки. Отличнейшие люди. Дарили патроны на память.

А. К.: Твоя публика поменялась?

Л.: Я думаю, нет. Та же самая, только еще более злая и яростная. Так же как и я, ставший еще более националистом и еще более коммунистом.

Она сменилась после возникновения «Русского Прорыва», разделившись в целом на два лагеря: первый – эстеты, интеллигенты, «демократы». И вторая часть публики – живая, деятельная, боевая. Экстремисты. Вояки. Публика у нас – красочная. Это и националисты, и ультракоммунисты, и, разумеется, анархисты, и просто – яркие люди.