Галлагер исчезает за углом, и Микки слегка выдыхает. Он знать не знает, какого хера его так колбасит, и уже жалеет, что вообще оставил его ночевать. Да и вообще всё как-то слишком не так. За эти одержимые дни он представлял себе, если быть честным, дохера разных картин, но все они ограничивались трахом. Никак не ночёвкой Галлагера в его, Микки, квартире, совместным завтраком и этими непонятно откуда взявшимися мыслями в голове.
Йен продолжает шебуршаться в прихожей, и Микки, домыв посуду, выходит туда же.
— Блядь, – выругивается сразу же сквозь зубы, потому что Галлагер внезапно оказывается слишком близко, и Микки лбом въёбывается ему в подбородок.
Йен только шипит, но даже в сторону не отскакивает. Так и стоит, приткнувшись к Микки, который вообще боится с места сдвинуться. То есть нет, он, безусловно, ничего не боится, но тут что-то явно пошло не так. Ну, например, стояк Галлагера, которым тот упирается ему в живот.
Охуительно. С добрым утром. Ещё раз.
— Где душ, ты знаешь, холодная вода на левую сторону, – наконец выдавливает Микки и делает шаг назад, не поднимая взгляда.
— Пошли со мной, – так тихо просит Йен, что списать всё на слуховую галлюцинацию вообще не сложно.
— Тут Мэнди, – небрежно бросает он и, обогнув Галлагера, уходит в свою спальню, закрывает дверь, делает пару шагов и тяжело плюхается на кровать.
Серьёзно, блядь? Единственный аргумент, который он нашёл, – Мэнди? Пиздец.
Ему срочно надо подумать о чём-нибудь не возбуждающем. Только как на этом сконцентрироваться, если у него в голове ничего, кроме Галлагера? И серьёзно, у него, похоже, не член, а дубина. У Микки низ живота сводит, но тут перед глазами вдруг встаёт отвратительное в своей тошнотворности воспоминание: как приёмный, с позволения сказать, отец трахал жену прямо на кухонном столе. Его брюхо буквально шло волнами, а в складках её жира можно было бы спрятать запасы на всю зиму.
Микки тогда чуть не стал импотентом, а заодно и зарёкся когда-либо жрать в этом доме. Впрочем, это не то чтобы частенько удавалось и раньше.
Он передёргивает плечами и мотает головой, теперь пытаясь забыть эту херню, которая вообще неизвестно откуда всплыла. Нет, спасибо, возбуждение как рукой сняло, но завтрак комом встал где-то в горле. Не патронажная семья, а сплошная душевная травма.
Он слышит, как открывается дверь ванной, и застывает у шкафа с вытянутыми руками. Вслушивается до звона в ушах в надежде, что Галлагеру хватит мозгов не входить в его спальню.
Мозгов Галлагеру хватает. А Микки явно нет, потому что он злится. И кто тут ещё ебанутый. Блядь, может, у него развивается какая-то болезнь, из-за которой происходят необратимые изменения в мозгу? Как ещё-то объяснить. Да и стоит ли, тем более себе? Не стоит. Микки кивает собственным мыслям и одевается, напевая в голове популярный попсовый мотивчик, который этим летом играет повсюду.
Когда он выходит из комнаты, диван уже застелен, а Мэнди сидит за кухонным столом и болтает ногами, слушая Галлагера. Тот активно жестикулирует и рассказывает, видимо, охуенно смешную историю, потому что Мэнди буквально заливается и со стула не падает только потому, что вцепилась в столешницу.
— Микки! – отсмеявшись, восклицает она. – Доброе утро.
— Надеюсь, это не он тебя разбудил, – хмыкает он, принципиально проигнорировав приветствие. Потому что утро у него нихера не доброе.
— Ой, отвали, – отмахивается она и опять поворачивается к Галлагеру, напрочь забыв о существовании Микки.
Он вообще-то планировал спросить у неё утром, в порядке ли она после вчерашнего и как ей спалось, но Галлагер все планы с ног на уши перевернул. Сука. Хотя его бы поблагодарить: Мэнди с утра выглядит вполне себе довольной жизнью, а не зашуганной, как ночью.
— Ладно, – хлопает в ладоши Галлагер и, поднявшись со стула, клюёт Мэнди в щёку. – Опаздывать не хочется. И ладно бы один, а то ещё Микки с пути истинного сбиваю.
Она широко улыбается и подмигивает ему, и тот подмигивает в ответ. Микки прищуривается, переводя взгляд с одного на вторую, но объяснять никто ничего не собирается, да и с чего бы, так что он идёт обуваться.
Йен по пути на работу в противовес ожиданиям Микки тарахтит не переставая, голова просто пухнет. Про курсы фотографии, про военную подготовку, про любовь к собакам, про работу в продуктовом, про сестру, которая, кажется, наконец-то влюбилась, и ещё про миллион вещей, которые лично Микки не успел бы и за всю жизнь рассказать, не то что за сорок минут до работы. С другой стороны, Микки не слышит ни единой своей мысли, пока тот чешет языком, и это его радует.
Мысль «лучше бы он что-то другое языком чесал» оказывается слишком уж навязчивой.
Когда они оказываются в офисе, Микки кажется, что на лице Галлагера мелькает то же самое облегчение, которое испытывает и он сам.
Он не поднимает голову из-за ноутбука до самого ланча. Отказывается пойти в привычный бар с Игги и в недоумении смотрит на появившуюся из ниоткуда Светлану, которая предлагает пообедать в новой забегаловке за углом.
— С чего это вдруг? – подозрительно спрашивает он.