Эй, Микки! (СИ)

Следующие три часа Микки то проваливается в неглубокий сон, то опять просыпается, и без пятнадцати семь не выдерживает – встаёт. Какой смысл давить матрас, если через пятнадцать минут всё равно подъём. Башка, кстати, на удивление ясная, что радует: день всё-таки рабочий, хоть и делать на работе ему нехер.

Стараясь не обращать внимания на диван, Микки тихо проходит в душ и отмокает под ледяной водой до тех пор, пока зубы не начинают отбивать имперский марш. Или похоронный, он вечно их путает. Похоронный ближе по ощущениям: похороны мозга, в котором ни одной мысли, кроме Галлагера, – это всё же событие.

Отвести взгляд, выйдя из ванной, он не успевает, и откровенно залипает на рыжие волосы в полоске солнечного света. Галлагер лежит, уткнувшись носом в плечо Мэнди.

Микки думает только о том, что это должно быть его плечо.

Блядь.

Злясь на самого себя, он открывает примёрзшую дверь морозилки и принимается шуршать пакетами в поисках замороженных вафель. На ночь Галлагера оставил, теперь ещё завтраком накормить, а потом они вместе поедут на работу. В метро. Наверняка молча. Микки надеется, тому хватит ума не болтать о выброшенном ночью чернозадом чудиле.

Он вообще не понимает, почему так много об этом думает.

Вафли, конечно, примёрзли к дальней стенке морозилки. У Микки правая рука почти до костей промерзает, когда ему наконец удаётся отодрать упаковку.

Он бы лучше Галлагера отодрал, но кто его спрашивает.

Микки ещё никогда в жизни так не радовался тому, что он хозяин своему члену и за компанию не примерзает к дверце морозилки ещё и стояком. Сомнительный повод для радости в двадцать четыре, но, сука, хоть один этим утром!

Он с силой захлопывает дверцу, швыряет вафли на стол и дёргается, повернувшись в сторону, потому что Галлагер сидит на кровати, ерошит рукой бардак на башке и щерится во все тридцать два.

— Доброе утро, – заявляет радостным шёпотом, и Микки даже верит, что оно у него действительно доброе.

Почему бы и нет, он как минимум выспался, в отличие от Микки.

— Ага, – скептически откликается он. – Куда уж добрее.

Йен озадаченно хмурится, но надолго его не хватает: на лице опять расцветает самая беззаботная на свете улыбка, а у Микки такое ощущение, будто его гладят изнутри. Ой, сука, как же это по-пидорски, блядь.

Но улыбается он правда красиво.

Он шлёпает босыми ногами в сторону ванной, и Микки, стараясь вести себя потише, чтобы не разбудить хотя бы Мэнди, – она-то уж точно ни в чём не виновата, – закидывает вафли в тостер и включает кофемашину. Сервировать стол, как Мэнди на тех выходных, он не собирается. Ну и, в общем-то, если Галлагера что-то не устраивает, он может пиздовать к себе, со злостью думает Микки, доставая чашки, ветчину, сыр и притараненный Мэнди шоколадный сироп: у него почему-то даже сомнений не возникает, что Галлагер обычно завтракает как школьник.

Из ванной тот выходит в облаке пара и раскрасневшимся. Лето на дворе, а он в кипятке моется. Ебанутый.

Галлагер идёт к кухне, оставляя за собой на ламинате цепочку мокрых следов, по-хозяйски открывает сушилку, достаёт оттуда стакан, наливает в него воды из-под крана и пьёт. Микки только хмыкает злорадно, когда Галлагер даром что не подпрыгивает в такт выпрыгнувшим из тостера вафлям и смотрит на него с подозрением.

— Ты специально так всё подстроил, – вполголоса обвиняет он.

— И как ты только догадался, – закатывает глаза Микки и выкладывает вафли на тарелку. – Есть садись. В душе целую вечность ковырялся, на работу опоздаем.

— Да похер, – отмахивается тот, – я тебе как начальник говорю!

Он с грохотом отодвигает высокий стул и быстро оглядывается на Мэнди, но она только плотнее укутывается в одеяло. Ещё одна мерзлячка.

Как Микки и думал, Йен сразу хватается за шоколадный сироп. Микки едва успевает уложить на вафлю кругляшок ветчины и пластинку сыра, когда поверх прилетает ещё и шоколадная клякса, и он только закатывает глаза. Серьёзно, он будто с ребёнком завтракает.

— Я случайно, – подозрительно весело сообщает Галлагер и, перегнувшись через стол, откусывает кусок с шоколадом.

Морщатся они с Микки почти синхронно.

— Редкая дрянь, – авторитетно заявляет тот.

— Другого и не ожидал, – продолжает кривиться Микки. – Извращенец.

На обвинение тот, слава богам, не реагирует. Ломает вафлю, размазывает ей по тарелке шоколад и, сунув в рот, запивает большим глотком кофе. В левом уголке рта остаётся соус, который Галлагер пытается слизать, но удаётся ему это откровенно херово. У Микки, например, явно бы лучше получилось, но его уже настолько заебали эти навязчивые мысли, что он разом кусает почти полбутерброда, лишь бы занять чем-нибудь рот от греха подальше.

— Дашь мне что-нибудь записку написать? – спрашивает Галлагер после завтрака. – Оставлю Мэнди ключи. Не будить же её только из-за этого.

— На консоли возьми, – машет в сторону прихожей Микки.