Эйдолон

Рана между мирами, причина стольких страданий и смертей, пульсировала в комнате, спрятанной на самом нижнем уровне дворца. Ее стены дышали какофонией криков, несущихся из темноты. Секмис в своем навязчивом стремлении к большей власти и господству разрушила барьер между этим миром и пустотой, в которой заключены все ужасы, воображаемые как людьми, так и каи. Разрыв больше напоминал Бришену потрошение, чем роды. Брешь извергала галлу так же, как выпотрошенный воин ронял кровь и внутренности в грязь.

Демоны хлынули и сразу же бросились в атаку, нанося удары, царапаясь и кусаясь. Бришен повторил благодарность Серовека за то, что они облачены в доспехи. Несмотря на заверения Эльсод в том, что призрачные короли невосприимчивы к ранам, наносимым галлу, он был рад, что броня защищала его от их мерзких прикосновений.

Мегиддо, Ондраш и Серовек образовали полукруг вокруг Бришена, а он сам повернулся лицом к бреши. Древнее заклинание давно умершего колдуна сорвалось с его губ. Сила свернулась кольцом в животе, выжгла грязь от прикосновений демонов и пронеслась по конечностям шипящими разрядами. Свет заполнил комнату, иссушая тьму. Если бы он стоял здесь во плоти, то ослеп. Галлу закричали, и вой засасывающего ветра вторил их крикам.

Брешь прогнулась под натиском заклинания и искривилась, словно раздавленная невидимым кулаком. Вынырнувшие из глубин галлу попытались вырваться, их скелетообразные руки зацарапали воздух, полы и стены. Они были готовы схватить что угодно, лишь бы остаться в этом мире, когда разрыв сузился.

От хора криков и воплей, но уже не галлу, Бришен едва не перестал говорить заклинание. Он повернул голову, и его кровь замерла бы в жилах, если бы она действительно текла в эйдолоне. Скелетообразные и насекомоподобные руки галлу высунулись из пролома, схватили Мегиддо и сбили с ног. Монах пытался нащупать опору на скользком полу, не отпуская меча.

Ондраш схватил Мегиддо за предплечье и удерживал, скользя следом, пока галлу тащили своего пленника к пасти бреши. Серовек бросился на помощь, обхватив рукой туловище Ондраша и опустив локоть ниже колена, чтобы удержаться на месте. Галлу роились вокруг него, нанося удары по голове и плечам.

Мегиддо рубанул когтистого галлу мечом, пытаясь освободиться, но на каждую отрубленную руку появлялось еще четыре.

Бришена трясло от желания помочь, но он не осмеливался прервать заклинания. Древняя и непредсказуемая, магия либо рухнет и сгорит, если он остановится, либо создаст чудовищную ответную реакцию и расколет брешь еще шире. Он беспомощно наблюдал, как Ондраш и Серовек изо всех сил пытались спасти монаха, пока брешь выгибалась все глубже внутрь. Многосуставчатые пальцы поднялись выше по ногам Мегиддо, пока не впились в бедра и туловище, а затем потянулись к Ондрашу.

Время будто застыло на мгновение. Мегиддо прекратил сопротивляться и посмотрел на Бришена. Секунды превратились в столетия. Голубые глаза призрака, все еще странно человечные, засверкали, пока не стали почти белыми. Ужас сковал лицо монаха, а затем сменился твердой решимостью.

– Прощай, – одними губами произнес он.

«Нет!» – прогремело у Бришена в голове, в то время как заклинание, не ослабевая, лилось из его рта.

Мегиддо изогнулся, поднял руку с мечом и рубанул что есть силы. Вспыхнул синий свет. Лезвие отсекло конечности галлу и руку Ондраша, в которой он сжимал предплечье Мегиддо. Крик раненого призрачного короля рикошетом отразился от стен. Он упал навзничь, сбив Серовека с ног. Струйки голубого дыма вырвались из обрубка, где была рука, словно истекая эфирной кровью. Серовек оттолкнул Ондраша и вскочил на ноги.

Галлу забрали свою жертву в рое когтей и зубов вместе с трофеем в виде руки. Прежде чем пасть бреши поглотила его целиком, Мегиддо швырнул меч на пол, а Серовек поймал клинок и обезглавил демона. Бришен покачнулся на ногах, когда сила хлынула из него, как вода сквозь сито.

– Вытащи его! – взревел Ондраш, отбиваясь от галлу одной рукой.

«Слишком поздно. Слишком поздно».

Брешь истончилась, превратившись в полоску черной ленты. Из нее доносилось лишь пронзительное эхо изгнанных галлу. Та закрылась, полностью исчезнув с конвульсией воздуха.

Бришен рухнул на колени, чувствуя головокружение и тошноту. Несмотря на то, что он был духом, не подверженным влиянию слабостей плоти, эйдолон страдал от последствий заклинания.

Он поднял взор, почувствовав руку Серовека на своем плече.

– Все кончено.

Бришен покачал головой.

– Еще нет.

Перед глазами стоял образ лица Мегиддо в последние мгновения, и Бришен не смог сдержать горестный вздох. Его мать, извращенная, коварная сука, бросила свой народ – весь мир – стае голодных эфирных волков. Чувствуя ответственность, он принял на себя бремя исправить ее катастрофическую ошибку. Он закрыл брешь, но именно этот человек – мужественный, смиренный монах – принес окончательную жертву и спас народ, к которому даже не принадлежал.