Эйдолон

На лугах, простиравшихся от молодого леса до крепости, не было палаток и множества каи, которые прибывали сюда последние недели. Несколько юрт стояли вдоль линии деревьев. Небольшие стада лошадей паслись на короткой ломкой траве, выглядывающей из-за неглубоких снежных сугробов. Возможно, каи вернулись в свои дома, но они оставили после себя вытоптанное болото, усеянное остатками лагерных костров и разбросанными костями животных. Бришен предположил, что пройдет два лета, прежде чем луга вернут себе этот клочок земли и уничтожат любой намек на то, что когда-то здесь ютилось полкоролевства.

Его дыхание висело в воздухе туманным облачком, но Бришен не обращал внимания на холод. Впереди маячила Саггара, крепость с укреплениями и легионами солдат. Когда-то это был летний дворец одного из предков Бришена. Теперь он снова стал центром власти. Далеко не такой величественный, каким когда-то был королевский дворец в Харадисе, но не такой призрачный.

Ильдико ждала его за этими стенами, как и племянница, которой он теперь отдаст свою корону. Бришен ухмыльнулся и пустил лошадь галопом.

На самом деле он не верил, что сможет проникнуть в крепость незамеченным, но вздрогнул от шума и криков, поднявшихся в тот момент, как его заметили. Бришен въехал во двор замка, спрыгнул с седла и бросил поводья потрясенному конюху. Каи кланялись, пока он шел ко дворцу, некоторые протягивали руки, чтобы коснуться его. Он не останавливался, не задерживался поговорить или поприветствовать тех, кто звал его или умолял подождать.

Управляющий замер и упал на колени при его виде. Бришен остановился лишь для того, чтобы приподнять мужчину за тунику, и задал самый важный вопрос, который когда-либо задавал один мужчина другому:

– Где моя жена?

– Дикая… – Месуменис не успел договорить, как Бришен бросился по коридору через наполненную суетой кухню и в заднюю дверь, которая вела в дикие апельсиновые рощи.

Он остановился, дыхание участилось до резких вздохов.

Ильдико сидела на скамейке в одиночестве. Бледное лицо повернуто к солнцу, глаза закрыты. Она не слышала, как он подошел. Скамейку Бришен приказал поставить именно в этом месте. Возле каменной стены, рядом с потайной нишей, где он много лет назад спрятал огонь жизни сестры Анакнет от их матери.

Он планировал однажды, после смерти Секмис, отправить его в Эмлек. Теперь же понял, что не желает расставаться с ним. Огонь жизни Анакнет не содержал полезных знаний для будущих поколений. Его важность заключалась исключительно в личной ценности, которую Бришен придавал связи с сестрой. Огонь останется здесь. Хотя у него, вероятно, больше нет возможности вызвать нежную искру и увидеть краткое, смутное воспоминание, но он сохранил в своем сознании образ крошечного личика, такой же ясный, как и тогда, когда ему было одиннадцать лет. Как хорошо, что он нашел человека, которым дорожил больше всех на свете, рядом с сокровищем, ради спасения которого бросил вызов злобной королеве.

Эйдолон – изломанное существо. Мощное, но неполное. Снова объединив душу с телом, он все еще не чувствовал себя целым – до сих пор, пока не оказался рядом со своей гаури, окутанной спокойным достоинством. С бледным лицом, обращенным к солнцу.

Ильдико что-то насторожило, возможно, она почувствовала, что за ней наблюдают, или услышала прерывистое дыхание, когда Бришен залюбовался ее аристократическим профилем, очерченным в утреннем свете. Она открыла глаза, но не пошевелилась, только искоса взглянула на него. Он даже не вздрогнул.

– Ты настоящий? – спросила она нерешительным голосом. – Или желанный плод моего воображения?

Бришен пробирался по узкой тропинке, прорезанной между апельсиновыми деревьями, и ветка дерева зацепилась за наплечник. Он протянул руку, отметив, как та дрожит. Ильдико не колеблясь сжала его пальцы. Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но он остановил ее, прижав палец к губам. Бришен потянул жену со скамейки и заключил в объятия.

Легче пуха чертополоха и даже мягче. Он понес ее обратно в дом, через кухню, мимо глазеющих слуг, вверх по лестнице и в коридор, где их ждала спальня. Ни один из них не произнес ни слова, и Бришен крепче сжал объятия, когда Ильдико прижалась лицом к изгибу его шеи.

Бришен встретил горничную Ильдико на полпути по коридору. Глаза Синуэ округлились, а челюсть отвисла, а затем служанка убежала в противоположном направлении, обратно в его спальню, из которой только что вышла. К тому времени, как Бришен завернул за угол, у его двери собралась небольшая толпа с Синуэ во главе. На этот раз горничная поклонилась, проходя мимо него, и усмехнулась. Двое солдат последовали за ней, а за ними сонная молодая каи, которую он не узнал, обнимающая знакомое дитя. Его племянницу. Еще двое солдат стояли по бокам от нее, и все поклонились Бришену, без слов направляясь к лестнице.

Бришен нарушил навязанное им самим молчание.

– Боги милостивые, жена, сколько людей сейчас спит в нашей комнате?

Ее затрясло от тихого смеха.

– Только няня и королева, и то это больше для моего спокойствия.