Эйдолон

Трещины раскололи броню Бришена, уничтожая кольчугу и бригантину. Эфирный голубой свет жарко загорелся сквозь разрывы. Он распространился по телу, разрывая кожу рук и лица, пока Бришен не стал похож на задыхающуюся от засухи, иссушенную землю. Его форма держалась только благодаря оковам внутреннего солнца. Холодный свет вырвался из него, пронзая Секмис, чьи крики то усиливались, то затихали, сначала яростные, а затем мучительные и протяжные. Бришен разбил ее душу невидимым ударом, а затем разорвал на части. Его изуродованное лицо осталось неумолимо.

Ильдико часто удивлялась, как ее заботливый, бесконечно любящий муж мог быть ребенком таких родителей, как Джедор и Секмис. При виде лица Бришена, безжалостного и безразличного к агонии пленницы, этот факт ее больше не удивлял. В те моменты, когда он кромсал душу Секмис так же легко, как галлу разрывали плоть, Бришен Хаскем действительно был истинным сыном своей матери.

Обжигающий свет запульсировал вокруг его тела, и Ильдико вздрогнула от яркого сияния. Когда к ней вернулось зрение, Бришен стоял перед ней один, не исполосованный трещинами. Лазурно-голубой глаз теперь горел почти белым огнем. Его взгляд скользнул по потрясенной и молчаливой толпе, а затем вернулся к ней.

– Наконец-то, хвала богам, – тихо сказал он.

Все молчали и дышали. Каи только что стали свидетелями казни, подобной которой они никогда раньше не видели и, вероятно, никогда больше не увидят. Ильдико подозревала, что смотрит на Бришена, как и окружающие: в ошеломленном изумлении, ужасе и страхе. Какой силой обладает призрачный король, что может уничтожить душу по желанию? Она знала ответ, но унесет эту тайну в могилу.

– Проклятье, самое время! – громко заявила Анхусет. – Я никогда не выносила эту шакалицу в маскарадном костюме. По крайней мере, теперь мне будет не стыдно сказать, что мы родственники, кузен.

Непочтительное замечание нарушило гробовую тишину. Ильдико фыркнула, и в ее смехе смешались искренняя радость и истерика. Бришен присоединился к жене, и вскоре смех эхом разнесся по толпе. Это было не проявление извращенного садизма из-за того, что месть, наконец, свершилась, а радость облегчения и надежды.

Живой щит вокруг Ильдико расступился, и она смогла вернуться к Бришену. Он нежно посмотрел на малышку у нее на руках и встал ближе. Голубой глаз при взгляде на племянницу иначе засверкал. Затем Бришен опустился на одно колено и поднял заколдованный меч в подношении. Его заявление, искреннее и решительное, разнеслось по всей равнине:

– Королева мертва. Да здравствует королева.

Глава 20

Серовек критически оглядел свое тело.

– Хоть борода не выросла.

Они снова были на вершине Саруна Тор, мертвецы беспокойно кружились вокруг. Тела королей лежали нетронутыми, лица оставались безмятежны, словно спящие не знали забот и хлопот. Бришен взглянул на Мегиддо. Вечный сон. Без сновидений, без души, пойманный в ловушку в ожидании духа, который никогда не вернется.

Все казались неизменными, пока что-то не привлекло внимание Бришена. Тело Ондраша лежало на спине рядом с телом Мегиддо и выглядело не так, как его оставили. Он скрестил руки на груди в мольбе, кончики пальцев упирались в противоположные плечи. По крайней мере, пальцы правой руки. Левая рука деформировалась, усохла вместе со скрученными пальцами, обтянутая омертвевшей кожей.

Отрубленная Мегиддо рука эйдолона.

Опальный, возможно, не истек кровью и не испытал боли, когда это произошло, но случившееся отразилось на физическом теле. Рука не пропала, но для призрачного короля из Гаура ее все равно что не стало.

– Ты привык к этому? – Ондраш посмотрел на Бришена яркими, полными горечи глазами.

Бришену не нужно было спрашивать, о чем речь. Многие задавали ему тот же вопрос после исцеления от ран, когда он наполовину ослеп из-за потери глаза.

Бришен пожал плечами.

– А какой у меня был выбор?

Он отвернулся от тел и посмотрел на огромную армию, спускающуюся по Тор. С него хватит. Он покончил с ощущением и вкусом смерти, которая текла по призрачным венам эйдолона. Они были отравлены древней эссенцией яда Секмис.

Мать бросилась ему на шею, и Бришен воспользовался моментом, чтобы сделать то, в чем поклялся давным-давно, когда освободил душу убитой сестры. Галлу разорвали тело Секмис, а Бришен уничтожил душу. Сила, давшая ему власть над мертвыми, также позволяла ему уничтожать призраки, но оставляла пятно на его духе. Теперь он осквернен. Нечестив.

– Военачальник Хасарат! – позвал он.

Призрак отделился от толпы и принял очертания пожилого воина, который пожертвовал собой ради стольких каи у берегов Абсу.

– Сир, – ответил он и поклонился.

– Никто не забудет, что вы и другие сделали в Харадисе. Каждое поколение каи, рожденных отныне и впредь, будет знать про честь и доблесть Хасарата, Месенейта, Сатсика…

Он назвал имя каждого, кто встал перед первой волной галлу и добровольно пожертвовал собой, чтобы другие смогли добраться до безопасного берега. Он воздвиг бы памятники, храмы в их честь и велел бы писцам сложить легенду об их героизме. Точно так же, как это делали люди.