Эйфория

– Если бы я знала, каким недостойным способом ты зарабатываешь на жизнь, ни за что бы не связалась с тобой, – преувеличенно серьезно покачала головой Гарриет.

– Никогда не поздно узнать страшную правду, – меланхолично заметил Бенедикт. – Так говорит Тони Брокстон, – сказал он, услышав с правой стороны от себя, оттуда, где сидела девушка, неопределенный звук – нечто среднее между вопросом и скептическим фырканьем.

– Кто это? – Гарриет отложила в сторону эссе и придвинулась ближе к нему.

– Студент из моей группы, – Бенедикт повернулся набок и улегся поудобнее, опираясь на локоть. – Он очень умен, учится, как зверь, и помешан на психоанализе.

Гарриет снова хмыкнула.

– Полагаю, «учится, как зверь» – это не то определение, которое ему бы понравилось.

– Почему ты так думаешь?

Гарриет наморщила нос.

– Люди, которые любят узнавать о себе и других страшную правду, обычно не слишком заинтересованы в собственной или чужой животной природе. Уверена, его девушка его ненавидит.

Бенедикт расхохотался.

– Она его обожает. В этом-то и проблема.

Гарриет многозначительно кивнула. Весь ее вид говорил о том, что именно это она и имела в виду. Закончив смеяться, Бенедикт еще раз внимательно посмотрел на нее. Его следующая фраза прозвучала, как утверждение, хотя это было лишь отчасти так:

– Гарриет, по мнению большинства людей, я действительно зарабатываю деньги недостойным способом.

Гарриет в задумчивости наклонила голову.

– По мнению большинства людей, полагаю, Тони Брокстон – идеальный претендент на получение ученой степени в твоем университете, – медленно сказала она.

Бенедикт молча кивнул.

– Однако это не так. – Гарриет улыбнулась и, придвинувшись ближе к Бенедикту, сказала спокойно и отчетливо: – Бенедикт Тэррингтон, я была твоей клиенткой, я прошла через твою игровую комнату, и я хорошо знаю, чем ты там занимаешься. Если тебя волнует, ревную ли я к твоим клиенткам…

Бенедикт раскрыл рот, словно пытаясь что-то сказать.

– … то нет. Не спрашивай меня почему, я сама не знаю. Уверена, Тони Брокстон смог бы это объяснить, но у меня нет ни малейшего желания приглашать его в твою спальню. Мне кажется, или твое агентство устроено так, что ты свободен выбирать клиентов?

Бенедикт откинулся на спину и несколько секунд лежал неподвижно, закрыв лицо руками и борясь с желанием снова рассмеяться, то ли от нелепости сложившейся ситуации, то ли от облегчения. Он не мог бы заподозрить Гарриет в том, что она озабочена проблемами верности и «принадлежности», и все же прекрасно осознавал, что при соответствующем настрое некоторые стороны его работы могут причинить боль. Господи, он просто не хотел делать ей больно.

Он отнял руки от лица и посмотрел на Гарриет. Та разглядывала его спокойно и с веселым пониманием.

Черт подери.

Забавно, подумал он, встретить женщину, которая относится к любовной связи так же, как и ты, и обнаружить, как то, что еще недавно казалось внимательностью и деликатностью, внезапно оборачивается чрезмерной осторожностью. Помедлив, он поднялся и, притянув Гарриет к себе, зарылся лицом в ее волосы.

– Напомни мне, что я полный идиот, если я еще когда-нибудь спрошу тебя об этом, – тихо сказал он, целуя ее в висок.

– Обязательно, – фыркнула Гарриет, – тем более, что в том, что ты непременно в обозримом будущем предоставишь мне для этого повод, я ни капли не сомневаюсь.

Бенедикт засмеялся и шутливо укусил ее в плечо.

– Маленькая мерзавка. Ты не знаешь, что я с тобой сделаю.

– Надеюсь, что нет. – Гарриет высвободила одну руку и потянулась за брошенным неподалеку злосчастным эссе. – Иначе мне придется… как тут сказано? «Прекратить использовать мужское доминирование и обратить внимание на возможности собственного клитора». – Она чуть повернула голову и хмыкнула, встречаясь с его губами. – Я думаю, ты не станешь отрицать, – проговорила она несколько секунд спустя, – что автор этого эссе весьма талантлив. В целом, думаю, если убрать все грамматические ошибки…

– Гарриет.

Остановившись и подняв на него глаза, Гарриет вопросительно посмотрела на Бенедикта.

– Ты испытываешь мое терпение. Если ты немедленно не замолчишь, я вытрахаю тебя жестко и без малейшей пощады, так что ты забудешь даже думать о клиторе и его безграничных возможностях.

Гарриет рассмеялась.

– Думаешь, я стану просить пощады?

Чувствуя, как медленно изгибается ее тело в его руках, Бенедикт вспомнил, как примерно то же ощущение восторга и безграничной власти, неизвестно кем предложенной и неизвестно кому принадлежащей, он испытал во время сеанса с Элис Саммерфилд и как обещал самому себе, что непременно сделает то же самое с Гарриет. Что ж, если она действительно этого хочет… Крепче сжав девушку и с удовольствием поймав губами вырвавшийся у нее удовлетворенный вздох, Бенедикт в одно движение уложил ее на кровать и, прочно удерживая обеими руками, опустился сверху.

– Гарриет, ты попросишь пощады, – низким от желания голосом сказал он. – Но ты ее не получишь.

Гарриет восхищенно застонала.