Эйфория (СИ)

— Мелисса, — произнёс Норман чуть громче мягкого насвистывания ветра. — Всё, чего я хочу, — не остаться одному. Не думаю, что могу в данный момент справиться с этим.

Она по-прежнему вглядывалась в город. Она моргнула один раз. Она не улыбалась, но её голос был твёрдым, и когда она заговорила, это было точно так же обнадёживающе, как улыбка, появись она на её лице:

— Я не оставлю тебя.

========== Глава 12. Сомнение ==========

Вторник, 10:03

Поначалу ничего не было, кроме звука.

Звук нарастающий и текучий, словно мёд, переходящий в мелодию, достаточно вескую, чтобы заполнить всю вселенную. Когда из тьмы стал медленно возникать мир, он начался со мглы, наложившейся на мглу: чёрные тени, сияющие над чёрными полосами. Чёрные клавиши фортепиано. Затем явились белые клавиши, после — фортепиано, а за ним и пианист.

Мелисса стояла в большой комнате с покрытым плиткой полом. Помещение было полно тьмы и пыли. Она не заметила более ничего, кроме этого. Фортепиано – большое, словно гора, – стояло перед ней, за ним сидел Норман, будто король, или жрец, или судья на пьедестале.

Он двигал руками, и лилась музыка. Он не опускал на неё взгляда. Он был занят клавишами, в настолько глубокой концентрации, что это было подобно сну. Звук приблизился и окутал её. Это была напевная, сладкая мелодия – цикличная и бесконечная, – вечно образующая петлю с самой собой, обновляя свой ласкающий слух цикл. Высокие ноты фортепиано были ясными, светлыми и мимолётными, дрожа опускались и поднимались в многоцветных звукорядах: столь сладкие, что становились почти печальными, а приглушённые нижние звуки аккордов – столь же постоянных, как беспокойный океан – заставляли их вставать на якорь гармонии, прежде чем они смогли бы улететь к солнцу. Он всё продолжал и продолжал играть.

Она стояла, парализованная чем-то неземным. В то время, как он играл, паря над фортепиано быстрокрылыми пальцами, идеальный звук соткал вокруг неё саван, столь же обволакивающий, как мрак в этой длинной комнате. Казалось, он заглянул ей в душу, сорвал ядро её сути и заставил его петь, как будто бы знал её всю свою жизнь.

Музыка — она говорила с ней золотым голосом.

Мелисса стояла, опустив руки по бокам, ощущая, что её сердце переполнено, думая, что вот-вот заплачет. В тот момент, как она ощутила, что её средоточие пронзило так точно, что это было сродни лучу пылающего солнечного света, прорезавшегося сквозь её грудь, ангельский отрывок подошёл к кульминации, разливаясь трелью и реверберируя, – самая прекрасная вещь из всех, что она когда-либо слышала, – прежде чем истощиться до приглушённого окончания. Его руки зависли над клавишами, не желая прекращать. Финальные, лучезарные нотки растворились в воздухе, как будто они никогда и не существовали, и всё, что осталось в комнате, — тени.

Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы просто снова научиться дышать.

— Ты это написал?

Он кивнул.

— Называется «Мелисса».

Затем он встал во главе фортепиано, возвышающегося над ней, а его тяжелая, твёрдая поверхность напомнила ей плаху. Теперь она смогла увидеть высеченные на ней отметины. Норман поднял руку, а в ней удерживался огромный топор. Он по дуге качнулся над фортепиано к ней, в грозящем столкновением направлении, раскалывая дерево, а чёрно-белые клавиши, разлетающиеся во все стороны, были последней вещью, которую она увидела, прежде чем он поразил её.

Мелисса встрепенувшись проснулась.

Солнечный свет был первой вещью, на которую она обратила внимание. Солнце стояло высоко и косыми лучами проникало внутрь сквозь брешь в занавеске. Осколки света нежно падали на всё в комнате, вплывая в поле её зрения, подобно пыли с крыльев ангела.

Всё было приятно тёплым. Они по-прежнему были расположены так, как легли прошлой ночью: Мелисса с одной стороны кровати, Норман — с другой. Она мельком взглянула на него. Он лежал, повернувшись к ней спиной, а спокойное дыхание, доносившееся от его безмятежной фигуры, сообщило ей о том, что он спал. Они оба были одеты. Рубашка Нормана была сильно смята.

Она медленно поднялась. Температура стоптанного ковра под её ногами казалась её подошвам умеренной. От комбинации тепла их сна, их горячего и влажного дыхания, жара их тел, номер за ночь согрелся. Было тяжело поверить в то, что снаружи по-прежнему зима.

Первое, что сделала Мелисса, — направилась к умывальнику в ванной комнате. Сложенной над краном в форме чаши ладонью, она поднесла ледяную жидкость к губам. Грязная вода мотеля никогда не была такой сладкой. Проводя холодными руками по лицу, она краем глаза заметила часы на своём запястье. Было уже десять.

Полагаю, сегодня мы не попадём на работу вовремя.

Когда она вернулась в спальню, Норман сидел прямо и тёр лоб. Она остановилась и стала ждать, когда он её заметит. Он заметил и, смущённо улыбаясь, похлопал по кровати рядом с собою, приглашая её сесть. Она приняла приглашение.

— Ну? — произнесла она. Комната была полна золотого света.