Лишившись сестры и жениха, Феано замкнулась в себе и своих мыслях. С тех пор, как во дворец доставили тело Нейи, они с Кинаной не перемолвилась ни полсловом. Им не позволяли остаться наедине, но Кинана боялась, что Феано винит в случившемся её. По крайней мере, сама она себя винила.
У входа послышался смех, и в комнату, ковыляя, вошёл Темен. Пользуясь тем, что день с утра был прохладный, юноша надел длинный серый плащ, и, если не приглядываться, казалось, будто он просто прихрамывает. Весело улыбаясь, сын Сосфена оглядел девушек.
– Калимера, красавицы. Всё ткёте? Как бы паучихи не увидели в вас соперниц и не подговорили пауков забираться вам в волосы.
Девушки ответили смехом. Во взглядах некоторых проблескивал вполне недвусмысленный интерес. Хоть и увечный, лицом Темен был хорош, отличался добрым нравом, а самое главное: приходился двоюродным братом самому царю.
– Калимера господин. Не желаешь ли посидеть с нами и стать судьёй наших трудов? – елейно спросила Диена. Царица-мать и её свита всячески обхаживали Сосфена, а поскольку стратег встречал все знаки внимания равнодушием, принялись за его сына. Темен, неожиданно для себя и к своему большому стеснению, стал любимцем двора. Его нахваливали на все лады, зазывали на всевозможные увеселения и даже позволяли беседовать с Кинаной наедине. Видно, царица-мать решила, что совсем лишать девушку друзей не стоит. В конце концов, ей ещё дарить царю наследника, а подавленное состояние духа не способствует зачатию и рождению здоровых детей. Темен подходил на роль отдушины лучше всего: какая опасность может исходить от калеки?
– Я и так вижу, что ткани прекрасны, – улыбнулся Темен. – А присяду с удовольствием: устал после царского совета.
– Для нас это большое счастье, – лошадиное лицо Диены выразило неземное удовольствие. – Тогда я прикажу подать вина.
– Чего-нибудь несладкого. И пусть разбавят получше – очень хочется пить.
– Как пожелаешь, господин. Мело, продолжай читать.
– «...Добродетель женщины состоит в том, чтобы хорошо распоряжаться домом, блюдя все, что в нем есть, и оставаясь послушной мужу...» – под монотонное «Наставление жене благонравной и сопричастной добродетели», девушки вернулись к работе. Приняв из рук рабыни чашу вина с мятой, Темен присел на мягкий табурет рядом со станком Кинаны.
– Как настроение? – спросил он негромко, когда Диена отвлеклась на беседу с какой-то родственницей Парамена.
– Не спрашивай, – Кинана ловко подцепила нить катушкой челнока, меняя цвет узора. – Тку, как видишь.
– У тебя славно получается. Не хуже, чем мечом.
– Всё равно я скоро забуду, как его держать, – челнок в руках юной царицы легко запорхал по ткани основы. – Да и зачем? Кому суждено жить ткачихой и племенной кобылой, меч ни к чему.
– Ну брось. Великого Иулла килидская царица тоже принудила ткать и прясть целый год, а он за это время сделал по ребёнку ей и всем тринадцати её дочерям.
– Предлагаешь мне сделать ребёнка Талае? – задумчиво хмыкнула Кинана. Тефей хихикнул.
– Нет, но Иулл потом вернулся к подвигам, оставив килидянок разбираться, кто из них кому и какой теперь приходится роднёй.
– Утешение принимается, – усмехнулась царица, пробуя ткань на прочность. – Ладно, расскажи, что ли, что нового на совете? Как возлюбленный муж и брат управляется со страной.
– Не думаю, что тебе сильно понравится. Сегодня отменили налог на земельные излишки и земельных надзирателей.
– Химера! – сдавленно выругалась Кинана и испуганно взглянула на Диену. Они говорили на гортанном герийском диалекте, но это слово понял бы всякий эйнем. – Продолжай.
– Решили пересмотреть законы о земле. Парамену поручено руководить этим делом. Аминта назначил его родственника Димантра экономом.
– А Кратименад?
– Смещён. Отправился в своё поместье.
Вот так. Ещё одно начинание отца пошло прахом. Ища способ пополнить казну после очередной войны и упрочить доходы ради будущих, Пердикка, вместе с философом Кратименадом, создали новые уложения о земле, отобрав у богачей излишки и снизив плату арендаторам. С тех пор, кое-где на семейных алтарях деревенских домов появились изображения царя. Теперь крупные землевладельцы намеревались вернуть утраченное.
– Что-нибудь ещё?
– Парамен и прочие хотят больше своей власти над простонародьем и меньше царской над собой, уже договорились даже до права выбирать царя и судить на своих землях. Талая их пытается приструнить, но толку с этого немного, хорошо ещё хоть они отца боятся. Но сегодня все слушали Аминту, открыв рот.
– С чего бы это?
– Ты бы себе такое едва ли вообразила. Наш царь велел всем молчать, и представил некое «Уложение». Надо сказать, там много толкового, но главное... Если коротко, создаётся царский совет: аристократы, жрецы и представители городов – по шесть человек, а с ними сам царь. Они правят вместе, а если царь умрёт, выбирают из его детей нового, причём если царь оставил завещание, у него двенадцать голосов, а у всех один. Что скажешь?
– Неожиданно разумно, – хмыкнула себе под нос Кинана, подтягивая нить.