Эйнемида IV. Солнце нового мира.

– Встань, Палан, не должно человеку стоять на коленях перед человеком. Тебе ли не знать? – в бесстрастном голосе пророка будто бы даже прозвучали нотки удивления. – Почему ты хочешь, чтобы этот человек жил?

– Прости мою горячность, предводитель, – Палан, с некоторым смущением, поднялся. – Этот человек, Диоклет из Эфера, достойный и благородный муж, он не заслуживает казни.

– Достойный и благородный муж… Я заключил, что в нём нет правды и велел его казнить. Ты считаешь иначе? Почему?

– Это было в Нинурте, в тот злой день, когда неправедный царь обрушился на наших братьев. Многие погибли тогда, ты знаешь. Погиб бы и я, но он, Диоклет из Эфера и ещё один достойный эйнем Энекл, спасли меня, укрыли в своём доме и вывели из города, хотя за это их самих могли казнить. Неужели тот, кто жертвует собой ради почти незнакомого человека, не следует пути?

– Вот как, – безликая маска повернулась к Диоклету. – Значит, это ты спас нашего брата Палана.

– Было дело, – нехотя буркнул Диоклет.

– А почему? Что заставило тебя это сделать? Ведь тебе грозила смерть.

– Палан спас меня, исцелил, когда я умирал. Я возвращал долг.

– А ещё он запретил своим людям участвовать в избиении наших братьев, – торопливо вставил Палан. – Ни один эйнем не поднял руку на людей Учения, хотя их к тому подстрекали и даже угрожали. Кто знает, скольким братьям этот приказ спас жизнь? Прошу тебя, Указующий, отпусти его.

– Когда я спросил, что ты делал в день расправы, ты не ответил. Почему?

– Ты мне не судья.

Алгу молчал, и остальные терпеливо ждали. Диоклет чувствовал, как по лбу течёт холодная капля пота, смахнуть которую не позволяли связанные за спиной руки.

– Вот ещё одно доказательство для тех суеверных, что почитают меня за бога, – промолвил наконец пророк. – Я человек, а ошибки – часть человеческой природы, и лишь тому, кто сокрывает и провозглашает, ведомо всё. Я едва не приговорил к смерти человека, сопричастного пути, но ты, Палан, раскрыл мне глаза и достоин великой награды. Хвала тому, кто избрал тебя орудием справедливости. Слушайте же все: этот человек, Диоклет из Эфера, будет жить. Палан, отдаю его тебе. Пока не будет иного указания, ему нельзя покидать лагерь, разве что вместе с тобой. По лагерю пусть ходит, куда вздумается. Ты должен раскрыть ему суть Учения и открыть ему Слово. Согласен?

– Согласен, предводитель! – с готовностью воскликнул Палан. – Конечно согласен! Беру его на поруки и сделаю всё, как ты велишь.

– Я могу пообещать не покидать лагерь, – осторожно сказал Диоклет. – Но я не могу принять вашу веру. Я чту своих богов. Если таково условие спасения моей жизни, я отказываюсь.

– Я не требую от тебя принимать веру. Стать на прямой путь или продолжать идти неверной дорогой, каждый решает для себя. Нет деяния более противного Учению, чем склонять к нему насильно. Ты должен услышать Слово и обдумать, что узнаешь.

– Хорошо, мне всегда были любопытны чужие обычаи. Но только узнать…

– Похвально. Стремление преумножить свои знания – свойство идущего прямым путём…

– Ещё одно, – быстро сказал Диоклет. – Что с моими людьми? Тот, кто меня пленил, обещал отпустить простых воинов, но пентикостов держали вместе со мной. Я не покину их.

– Палан сказал, что эйнемы не участвовали в избиении наших братьев в Нинурте. Им не причинят вреда. Когда придёт время, их отпустят.

– Благодарю… И ещё: когда меня захватили, при мне были мои записи…

– Всё, что захвачено в бою – добыча победителя. Ты должен выкупить своё имущество у Цэнэна. Это всё?

– Да, вождь.

– Тогда развяжите его и пусть идёт.

Разрезаная ножом одного из кеременов, верёвка упала на землю, и Диоклет с наслаждением размял затёкшие кисти. Палан тотчас подхватил своего подопечного под руку и повлёк его к выходу из шатра.

– Спасибо, Палан, я снова твой должник, – негромко сказал Диоклет.

– Ты не был должен мне тогда и не должен сейчас. Я лишь выполняю то, что следует. В этом суть пути. Идём, я отведу тебя в свою палатку, там поговорим.

Первым, что увидел Диоклет, выйдя из шатра, был шурранский царь Вагриси – без верёвок и стражников, но, как ни странно, с головой на плечах. Царь в полном одиночестве стоял у окровавленной плахи, озираясь, точно потерявшийся ребёнок.

– Эйнэм! Живой, э! – воскликнул он, завидев знакомца.

– Я-то ладно – ты живой! – Диоклет не мог поверить своим глазам. – Тебя же казнили!

– Отпустили, представляешь, – Вагриси недоуменно покачал головой. Шурранский выговор в его голосе остался, но уже не звучал так ужасно. – Мена с камня сняли, другого с шатра вытащили. Вместо мена положили и башку хецах, – он резко рубанул по воздуху рукой. – А мне говорят, кто верный даже под страхом смерти, тот по их этой прямой дороге идёт. И отпустили… Ничего не понимаю.

– Тебе сказали истину, чужеземец. – кивнул Палан. – Верность – важнейшее из свойств человека, и раз ты хранишь её в своём сердце, прямой путь тебе не чужд. Диоклет, это твой друг?

– Друг? – удивился эйнем. – Ну да, пусть будет друг.