Эйнемида IV. Солнце нового мира.

– Они ужасны… эмм… Указующий. Он жестоко казнил достойных людей и возвысил недостойных. Его придворные купаются в золоте и нежатся в шелках, пока простой народ бедствует. Он отдал царство в руки несправедливых и жадных вельмож, а сам предаётся безделью и увеселениям. Такой человек не должен править. Я не желаю служить ему!

– Это веская причина. Правитель, который не исполняет свой долг, достоин порицания. По закону ли он стал царём?

– Нет, Указующий, – Тасимелех заметно приободрился. – Он беззаконно сверг своего брата, убил остальных братьев и стал царём. Ты сам видишь, что он за человек.

– Брат, несправедивый к своему брату, достоин тягчайшего наказания, – Алгу помолчал, точно раздумывая. – Когда твой царь поднял руку на брата что делал ты? Отвечай правдиво, я почувствую ложь.

Тасимелех замялся, но быстро собрался и нарочито печально промолвил, осторожно подбирая слова:

– Здесь есть моя тягчайшая вина, и нет дня, когда я бы за неё не раскаивался. Тогда я решил, что Нахарабалазар более достоин править страной, чем его сумасбродный брат. Я встал на его сторону и жалею сейчас об этом, но тогда я думал о царстве и о его благе. Я ошибался, да простит меня… тот, кто направляет и указывает.

– Если на то будет его воля. Когда ты пошёл за своим нынешним царём? Сразу, едва тот бросил вызов брату?

– Н-нет, не сразу… Немного после, когда я понял…

– Когда? При каких обстоятельствах?

Повисло тяжёлое молчание. Подождав некоторое время, Алгу спросил:

– Почему ты не отвечаешь? Говори. Если ты слышал Слово и намерен стать на прямой путь, ты знаешь, что говорить правду – величайшее из благ. При каких обстоятельствах ты пошёл за своим царём? Когда ты объявил об этом?

– Была битва… – нехотя выдавил из себя Тасимелех.

– Битва, – повторил за ним Алгу. – И в битве ты перешёл от одного царя к другому, так? Ты предал того, кому служил? Отвечай?

В наступившей тишине казалось, будет слышно, если пролетит комар. Тасимелех молчал.

– Молчишь. Значит я прав. Ты предал одного царя, а сейчас собираешься предать другого. И говоришь, что будешь верен.

– Я… я ошибался, пове… Указующий! Я осознал свои заблуждения и намерен вступить на истинный путь, на прямой путь! Мне открылась истина!

– Это ложь. Ты предал одного господина из корыстолюбия и предал другого, чтобы спасти жизнь. Нет дороги менее верной, чем путь обмана и предательства.

– Я изменился с тех пор! Клянусь! – отчаянно взвыл Тасимелех.

– И это тоже ложь.

Забыв про сказанное ранее, Тасимелех рухнул на колени, но Алгу не обратил на него внимания. Пророк казался погружённым в раздумья.

– Ты сказал, что познал и принял Учение, ‒ промолвил он наконец. ‒ Значит я мог бы осудить тебя за ложь. Но когда ты предал впервые, Слово было тебе ещё неизвестно. Трилл, какое наказание положено у мидонян за измену царю?

– Наказание может быть разным, – откликнулся писец, сидящий ближе всех к пророку. – Иногда преступника жарят в масле, пока мясо не отойдёт от кости. В других случаях привязывают обнажённым на жарком солнце и поливают солёной водой, пока не умрёт от ожогов. Порой же помещают преступника в полую колоду… – Тасимелех надсадно всхлипнул, а писец невозмутимо продолжал. – Помещают в полую колоду и заставляют пить молоко с мёдом. Преступник испражняется в колоду, на нечистоты слетаются насекомые, иные же заводятся в гниющих внутренностях…

– Довольно, – Алгу поднял руку. – Отвратительные обычаи, следовать которым не должно идущему прямым путём. Однако если преступник избегнет наказания, это будет противно надлежащему порядку вещей. Я не вижу правды в сердце этого человека. Он лжец и дважды предатель, так воздадим ему как лжецу. Отрубите ему голову, и да рассудит его тот, кто карает и милует. Уведите.

От вопля Тасимелеха на мгновение заложило в ушах. Он рванулся было к Алгу, но стражники схватили его за руки и, словно не замечая отчаянного сопротивления, потащили к выходу.

Когда входной полог задёрнулся за истошно вопящим Тасимелехом, один из писцов, сверившись с какой-то табличкой, произнёс несколько странно звучащих слов. Одно из них было понятно и без перевода: «Декелет». Стражники вывели Диоклета на середину шатра – туда, где только что выпрашивал пощаду Тасимелех.

– Твоё имя Диоклет? Ты эйнем? – бесстрастно спросил Алгу, и Диоклет вздрогнул. Вопрос прозвучал на чистейшем староомфийском, какого не постыдился бы и лучший знаток искусства декламации.

– Я эйнем. Диоклет, сын Эрептолема из Эфера. Исполняю должность тысячника стражи царя Нахарабалазара.

– Эфер далеко, – промолвил пророк и Диоклет опять вздрогнул. На сей раз в речи Алгу ясно чувствовался эферский «экающий» выговор. – Что привело тебя в Мидонию?

– Я служил в наёмном отряде, – честно ответил Диоклет. Смысла запираться он не видел. К тому же, здесь эти писцы. А вдруг благодаря им о нём, Диоклете, прочтут потомки? Хоть так попасть на страницы хроник, раз уж свою написать не вышло.

– Ты наёмник. Сражаешься за деньги ради того, кто больше платит.