Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Умница Пилемон, кормчий «Добродетели», сразу нашёл новую цель, направив корабль между не ожидающих этого леванских триер. Воздух наполнился треском ломаемых вёсел, на палубу густо посыпалась деревянная щепа, а эферские метатели забросали палубы обездвиженных кораблей дротиками и копьями. Гордо миновав побеждённых врагов, «Добродетель» прорвалась сквозь вражеские порядки и вывалилась прямо на роскошную пентеру под драгоценным парусом с пурпурными полосами и искусным шитьём.

Звук столкновения огромных кораблей услышали, верно, на другом конце моря. Увенчанные медными таранами носы сцепились друг с другом намертво. На «Добродетель» упал широкий штурмовой помост, по которому на палубу посыпались воины в зелёном и красном, вооружённые топориками, мечами, короткими копьями. Другие эферские и леванские суда бросились на помощь, перебрасывая подкрепления по наскоро переброшенным на сцепившиеся суда мосткам. Вскоре палубы добрых двух десятков кораблей превратились в одно большое, шаткое, деревянное поле битвы.

Гигий оказался в первых рядах сражающихся. С мечом в одной руке и щитом в другой, эферский наварх разил врагов, а подле него бился верный Лиск, когда прикрывая старшего товарища щитом, а когда нападая из-под его защиты, так, что врагам могло показаться, будто против них бьётся некий четырёхрукий и двуглавый воин. Ободряя друг друга и соратников, любовники во главе эферских воинов отбросили заполонивших «Добродетель» леванцев и на их плечах ворвались на палубу вражеской пентеры – «Золотого кабана» леванского наварха Эмиона.

Немногое на свете может потягаться в свирепости с морским сражением. На залитых кровью палубах, в жуткой тесноте, где едва достанет места двинуть сжимающей оружие рукой, сотни людей и орфотавров сцепились в жестокой схватке, где никто не просил и не давал пощады. Мечи, топоры, вёсла, доски, зубы, ногти – всё шло в ход, лишь бы перестал жить ещё один враг, а затем ещё один, и ещё, и ещё. В этой кровавой каше не было места ни чинам, ни званиям, ни прошлым заслугам. Все едины в глазах Удачи, и наварх великого флота, член лаоферона, снарядивший пентеру, толкался меж разгорячённых тел, моля богов о милости точно так же, как последний застрельщик, нашедший на борту боевого корабля спасение от неумолимых заимодавцев. Белый султан на шлеме Гигия истрепался, кровь из раны на плече залила руку, смешавшись с грязью и солёным потом, но верный Лиск был рядом, одним своим присутствием утраивая силы возлюбленного, и наварх вёл своих людей вперёд, шаг за шагом отвоёвывая у врага ещё одну пядь пропитанных кровью досок.

И враг не выдержал. Гигий сам не заметил, как в сплошной стене из плоти, железа и меди сперва появились просветы, а затем и целые куски пустого пространства. Удар, ещё удар… Черноголовый, смуглокожий орфотавр с двуручным лабрисом в руках вывалился прямо на Гигия, страшный топор надвое расколол щит наварха, чудом не сломав руку. Новый удар наверняка лишил бы союзный флот командира, но умница Лиск в последний миг вклинился между тураинцем и возлюбленным, ловя топор на воздетый обеими руками щит. Рогатый гигант с лёгкостью отшвырнул юношу ударом ноги, но этой заминки хватило Гигию, чтобы поднырнуть под руку врага и ткнуть мечом в незащищённую подмышку, а мигом вскочивший на ноги Лиск пронзил грудь тураинца подхваченным с палубы копьём. С неожиданно жалобным стоном орфотавр опустился на палубу, а Гигий обнаружил себя лицом к лицу с леванцем, облачённым в неарскую бронзу и драгоценный пурпур. Уклониться от неотразимого рубящего удара Гигий уже не успевал, но шлем, хвала Эйленосу, выдержал, вражеский клинок соскользнул по гладкой бронзе, разрубив завязки на доспехе и оцарапав плечо. Еле соображая, что делает, Гигий вцепился левой рукой в пышный пурпурный султан вражеского шлема, дёрнул к себе, ткнул прямо в открывшуюся шею, и мёртвый враг рухул к его ногам. Шлем свалился с головы убитого, и Гигий узнал седовато-чёрную бороду ликадиарха Эмиона, с которым целую вечность назад спорил на мраморных скамьях залитого солнцем Мелидеона. Командующий флота винолюбивой Леваны был мёртв.