Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Не глядя ни на кого, она вышла и побрела, сама не зная куда. В голове снова и снова вертелись слова, явленные вечность назад. Так давно, что и воспоминание об этом казалось никогда не существовавшим: «Трижды проклятая, трижды преступившая клятву, трижды благословенная… Трижды благословенная. Трижды прокляая. Трижды преступившая... Трижды проклятая… Проклятая»

Царица Герии шла по холодным коридорам своего дворца и слёзы стыли на её бледных щеках.

Глава XVIII

Женская половина, погружённая во тьму, являла собой разительный контраст с безумием, царящим в остальном дворце. Ни звука, ни движения ‒ лишь шелест листьев и стрёкот цикад. Шум сражения едва доносился сюда, хотя, казалось бы, здание, полное безоружных женщин, не может быть самым спокойным местом во взятом приступом городе. Подивившись этому, Феспей осторожно скользнул в знакомый коридор, ведущий к опочивальням.

Попался он по-глупому. Позволил безмолвию коридора успокоить себя и не заметил пару охранников, скрытых тенью окружающих вход колонн. Мгновение спустя, было уже поздно. Турхан в узорном кахамском нагруднике поверх рыжего халата держал поэта за шкирку, приставив к горлу кривой меч, а его товарищ в сером отрезал путь назад.

‒ Кто ты такой? ‒ спросил турхан по-мидонийски, выговаривая слова странно, но вполне понятно. Должно быть, когда-то служил в царском войске.

Феспей испуганно всхлипнул и сжался, старательно изображая животный страх, благо играть для этого почти не приходилось.

‒ Отвечай, ‒ рыкнул варвар, нажимая на лезвие.

‒ М-мне надо… ‒ промямлил поэт, по его щеке побежала слеза.

‒ Мужинам сюда запрещено. Приказ. Иди, прячься где-то ещё или умирай, как мужчина.

‒ Я не… я евнух, мне нужно к моей госпоже.

Как и ожидал поэт, хватка ослабла, а кривой меч отступил от горла. Турхан расхохотался и принялся что-то объяснять товарищу. Тот тоже присоединился к веселью.

‒ Евнух. Немуж, ‒ сквозь смех сказал «кахамец». ‒ Глупый обычай.

‒ Д-да, господин… ‒ Феспей подбавил голосу дрожи.

‒ Конечно да, тебе ли не знать? ‒ турхан хохотнул и перевёл удачную шутку, второй засмеялся и что-то сказал.

‒ Что ж, ты, конечно, не мужчина, но им родился, так хотя бы умри им.

Поэт взвизгнул от ужаса и забился в держащей его руке. Турханы вновь зашлись хохотом.

‒ Даже не думай. Я о такого, как ты, кхуурлаг не замараю. Иди отсюда, ищи свою смерть в другом месте.

‒ Д-да, г-господин, т-т-только…

Хоть этот варвар и видывал цивилизованные земли, с эйнемской борьбой он оказался незнаком и не догадался, что означает едва заметное движение безобидного «евнуха». «Обратный замок», некогда выручивший поэта в сарруновой засаде, не подвёл и сейчас. Жалобно хрустнув, державшая Феспея рука выгнулась под неестественным углом. Взвыв от боли, турхан выронил меч, и поэт, нырнув ему под руку, остервенело ткнул в открывшийся бок ножом, извлечённым из широкого рукава театрального хитона.

Второй турхан даже не успел понять, что произошло. Феспей вцепился в его ногу, ножом подсекая колено, точно в юности, в пьяной поножовщине шумных этелийских кабаков. Поэт и кочевник рухнули на пол, и всё это время Феспей не переставал колоть, не глядя, лишь бы куда-нибудь попасть. Едва нащупав опору, он отпрыгнул и прижался к столбу, вытянув перед собой окровавленный нож, но, видимо, всё-таки попал и попал удачно. Варвар в сером лежал ничком, даже не думая шевелиться. Из-под неподвижного тела медленно растекалась по полу багровая лужица. Кое-как поднявшись, Феспей взглянул на дело своих рук ‒ малый вклад в великую битву за Нинурту. Мрачно усмехнувшись собственным мыслям, он продолжил путь, оставив позади два неподвижных тела.

Первую служанку Феспей поймал в пустынной комнате, заставленной ткацкими станками, на которых сиротливо пестрели неоконченные ковры.

‒ Господин… ‒ вскрикнула было девушка и испуганно пискнула, когда поэт грубо сгрёб её руку.

‒ Здесь есть чужие? ‒ прошипел он. ‒ Отвечай тихо.

‒ Нет, никого, только мы, ‒ зачастила служанка, и поэт решил, что она отважна. ‒ Никто не заходил, только у двери охрана…

‒ Где твоя хозяйка? Идём немедля.

Девушка кивнула и с готовностью повела Феспея по запутанным переходам дворцового гинекея. Встреченные на пути служанки испуганно провожали их взглядами. У расписанной золотыми птицами двери провожатая остановилась.

‒ Госпожа здесь, ‒ тихо промолвила она. ‒ С самого… начала.

‒ Хорошо, ‒ Феспей мягко улыбнулся. ‒ Они, кажется, не трогают женщин, но постарайся спрятаться. Если что, скажи, что хотела бы познать Учение и стать на прямой путь. Да хранят тебя боги.

Отодвинув девушку в сторону, он вошёл и увидел Тебак с жуткого вида ножом в руке, а за её спиной гордо выпрямившуюся Ниру. Узнав любовника, чернокожая неожиданно высоко вскрикнула и, отбросив нож, кинулась опешившему поэту на шею.

‒ Что здесь делаешь?! ‒ она округлила глаза, увидев кровь на феспеевом хитоне. ‒ Дрался?! Ранен?!