Её легионер

— А он, что, ни разу вам не рассказывал, как полтора года бродил по партизанским тропам в Гватемале?

— Нет, ни разу…

— Это на него похоже — мой друг Лаки Чак всегда придерживался шекспировского принципа: «Имей больше, чем показываешь, говори меньше, чем знаешь»! То избивает моих гостей, то приходит с самой Катрин Кольери, и никто никогда не знает, что у него на уме. Позвольте мне написать ваш портрет?

— Прямо сейчас?

— Первые наброски я могу начать немедленно.

— Начинайте!

— Вот, так всю жизнь! — скорбно произнес Боксон. — Как только я появляюсь с красивой женщиной, Алиньяк начинает рисовать её портрет, и я становлюсь в этой комнате лишним. Почему я не скульптор?

— Успокойтесь, Чарли, — утешительно сказала Катрин. — Меня уже ваяли в бронзе, мраморе и гипсе, а один умелец даже лепил мой бюст из папье-маше. Правда, у него получилось плохо. Вы не хотите рассказать мне о Гватемале?

— На войне как на войне, Катрин, а война в Гватемале не закончилась до сих пор. Не заставляйте меня выдавать хоть и устаревшие, но все-таки военные тайны моих тогдашних товарищей…

На следующий день Катрин Кольери и Боксон шли к букинистам на набережную Конти, и Боксон рассказывал о цели своих прогулок:

— Я просто не успеваю осмотреть в Париже абсолютно все. Но есть места, в которые можно приходить хоть каждый день — и книжные развалы одно из таких мест. Книги я покупаю редко, чаще всего как бы беру напрокат: куплю, а потом, когда прочитаю, приношу обратно тому же букинисту.

— Добрый день, полковник! — приветствовал Боксона первый же торговец. — Есть редкая вещь — прижизненное издание «Госпожи Бовари», только для ценителей…

— Оставьте её для туристов, господин Понсу, — ответил Боксон. — Вы же знаете, я не любитель сентиментальных сочинений…

Они долго бродили у книжных лотков, просматривая десятки томов и томиков, старинных и совсем новых, в кожаных переплетах и просто обернутых старыми газетами, с железным частоколом готического шрифта и мягкой россыпью арабского письма, с прекрасными экслибрисами и просто проставленными карандашом инициалами прежних владельцев.

— Мадемуазель Кольери, — попросил один из букинистов, указав на автобиографию Катрин, изданную «Олимпия-Пресс», — не откажите в автографе…

Боксон много раз удерживал Катрин от порывов купить какое-нибудь изящно изданное произведение:

— Катрин, всех книг купить невозможно, подумайте, будет ли у вас время читать их?

И все же они уходили с набережной не с пустыми руками: Катрин купила напечатанный ещё до первой мировой войны сборник новелл Теофиля Готье, а Боксон прельстился на небольшой томик Николло Маккиавелли «История Флоренции».

— А теперь позвольте отвезти вас домой, Катрин. Мало кто может выдержать без тренировки мои пешие прогулки по этому городу. К тому же я боюсь слишком быстро вам наскучить. У вас есть какие-нибудь планы на завтра?

— Планов на завтра у меня нет, кроме обычной репетиции. А наскучить вы мне не успеете — через месяц у меня гастроли в Японии и Австралии. Так что вы предлагаете на завтра?

— Музей Гран-Пале, с вашего позволения!..

8

— Господин Данжар! — голос секретарши был бесстрастен, как объявление на вокзале. — Зайдите, пожалуйста, к главному редактору!

Главный редактор газеты Эдуард Жосье держал в руках фотографии с изображением Чарльза Боксона и Катрин Кольери, прогуливающихся по одной из аллей Версаля.

— Скажите, Данжар, — голос главного редактора не скрывал недовольства, — вы хорошо знаете этих людей?

— Катрин Кольери знает весь мир, а Чарли Боксона — некоторая особо активная его часть, а что?

— Не задавайте глупых вопросов, Данжар! Это вы их познакомили?

— Наверное, я. На юбилее нашего издательства.

— Что? Они знакомы уже неделю?! Вы, что, не понимаете сенсационности этой истории? Почему вы до сих пор не предоставили репортаж?

— Господин Жосье, я не считаю себя вправе вмешиваться в личную жизнь моих друзей.

— С каких это пор они ваши друзья? Если вы когда-то написали о них пару строк, это не делает вас обязанным им. Короче: мне нужен репортаж о близости певицы Катрин Кольери с наемником Чарли Боксоном. Срок — сутки.

— Господин главный редактор, я не буду делать этот репортаж. Мне слишком дороги хорошие отношения с этими людьми и я не позволю потерять их расположение ради некоторого увеличения тиража.

— Данжар, вы позволяете себе лишнее!..

— Но вы же знаете, господин Жосье, что журналистов очень много, но таких талантливых, как я — единицы. Потому я не боюсь остаться без работы…

— Ну вот, вы опять завелись! Идите и занимайтесь своими делами. Эту тему можно поручить кому-нибудь менее талантливому, и тогда пусть ваши друзья не обижаются, если что-нибудь будет написано не так…

— Я не осуждаю вас, господин Жосье…

— Тогда кого вы рекомендуете на этот репортаж?

— А вот это решать только вам, господин главный редактор.