Её цветочки

– ЭЛИНОР! – завопил Он. – ЭЛИНОР! А ну иди сюда, тощая ты сука! Я убью ее! Я убью их всех! Она убила его… Она убила Монти. – Последние слова Он произнес сдавленным шепотом. Затем упал на колени перед столом, на который положил Монти, и просто уставился на малыша, сотрясаемый рыданиями.

Бри отчаянно пыталась вырваться, освободить свои волосы из хватки, но Он, кажется, совсем забыл о ней и нежно бормотал что-то, обращаясь к Монти.

– Джордж? – Мама торопливо вошла в кухню и остановилась как вкопанная. Ее зеленые глаза посмотрели сначала на Бри, все еще пытающуюся высвободиться, затем на Монти. Она прижала руку к груди, и по ее преждевременно увядшей щеке покатилась одна слеза. Она не двигалась, застыв. Затем замотала головой, и все ее тело затрепетало от усилия, которое она делала над собой, чтобы сдержать горестный крик.

Казалось, прошла целая вечность, а потом мама прошептала:

– Что ты наделал, Джордж? – Она продолжала стоять в дверях, словно боясь подойти к Монти, боясь коснуться его холодного тела и окончательно удостовериться в том, что он мертв.

Джордж Туэйт повернулся так быстро, что Бри упала, и протащил ее по полу, словно старую тряпичную куклу.

– Я? – Он дернул Бри за косы и грубо поставил ее за ноги. – Это сделала твоя маленькая сучка. Я обнаружил ее возле колодца вместе с Монти… С моим Монти!

Бри возобновила свои попытки, схватив свои косы и выдернув их из ослабевшей хватки Джорджа, который обмяк перед телом сына, горестно повторяя его имя.

На лице мамы застыла гримаса ужаса.

– Мама, мне так жаль, – рыдала Бри. – Мне так жаль… Я не знаю, что произошло. Мне так жаль…

Мама, до сих державшая себя в руках, напрягшись и одеревенев, поникла, охваченная ужасом.

– Что ты наделала, Бри? – прошептала она, и по ее щекам покатились слезы, которые она не пыталась вытереть. – Что ты наделала?

Бри покачала головой, и слова оправдания застряли в ее горле.

Мама схватилась за спинку ближайшего стула, шатаясь и неотрывно глядя на мертвого сына. Она не пыталась приблизиться к его телу, словно не могла осмыслить всю неимоверность произошедшего, осмыслить то, что весь ее мир обрушился за какие-то несколько секунд.

Бри не знала, что делать. Сегодня вечером случилось нечто, с чем она никак не могла справиться, и теперь она искала помощи у мамы.

– Мама, мне так жаль, – повторила она.

Мама сглотнула, пытаясь сдержать слезы, глядя то на дочь, то на голосящего мужа. Она выпрямилась, и по ее лицу было видно, что она колеблется между потребностью оплакать сына и желанием защитить дочь от гнева мужа.

– Мама?

Мама скованно повернулась к Бри.

– Беги и спрячься, – одними губами произнесла она.

Бри кивнула и, бросив последний взгляд на Монти, бросилась бежать мимо мамы, которая прошептала:

– И спрячь сестер.

Бри кивнула и выбежала в вестибюль. Перескакивая через ступеньки, она взбежала по лестнице и испуганно взвизгнула, когда наверху появились Агнес, Виола и Розина.

– Что ты натворила, Бри? – спросила Агнес, обнимая свою потрепанную сине-белую игрушечную собаку.

– Отец орет, – добавила Розина и, сбежав по ступенькам, крепко обняла Бри за талию.

Бри замотала головой, положила руку на голову Рози, и по щекам ее снова потекли слезы.

– Монти умер, – прошептала она.

Глава 22

На следующее утро Фрэнсин и Констейбл стояли в вестибюле заброшенной лечебницы, глядя в коридор. Сюда не проникал солнечный свет, и ничто не рассеивало смрад сумасшествия, переполняющий здешний воздух.

– Это будет почти неподъемная задача, Фрэнсин, – сказал Констейбл. – Ведь нам известно только одно – дата его прибытия сюда.

– Знаю. – Фрэнсин вздохнула, затем улыбнулась ему, все еще смущенная тем, что он взял несколько выходных, чтобы помочь ей просматривать медицинские карты, которые они обнаружили здесь вчера вечером. Она попросила о помощи также и Мэдлин, но на лице сестры отобразился ужас, и та промямлила какую-то отговорку. С тех пор Мэдлин не попадалась Фрэнсин на глаза.

Неохотно ступая, они спустились в подвал, где уныло уставились на коробки с делами при свете фонаря, который принес Констейбл. Хотя они были готовы к здешнему зловонию, оно показалось им еще более ядовитым, чем накануне.