Её цветочки

Фрэнсин повернула голову и прищурилась, как будто сквозь стены из рододендрона можно было разглядеть находящуюся за ним подъездную дорогу.

Бри встала, склонила голову набок и приложила к губам палец, прислушиваясь к шагам. Затем бросилась бежать, легко и уверенно, сначала налево, затем направо.

Фрэнсин последовала за ней. Теперь стены лабиринта казались ей стенами замка, за которыми таятся чудовища и феи, населяющие воображение ребенка. Бри была впереди, она стояла у входа в лабиринт, глядя на дом, казалось, светящийся в ярких лучах солнца и из-за давности какой-то размытый, словно Фрэнсин видела его сквозь мыльный пузырь.

Она вышла из лабиринта, желая во что бы то ни стало удержать это воспоминание и последовать за ним до конца. Вот Бри бежит по лужайке….

– Фрэнсин…

Фрэнсин, едва не вскрикнув от ужаса, резко повернулась, и воспоминание рассеялось, как сон. Она подавила стон досады, увидев Констейбла, идущего к ней по лужайке.

– Вы напугали меня, – осуждающе сказала Фрэнсин.

– Извините. – Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались веселые морщинки. – Я собирался тут кое-что взять и увидел вас. Прежде я никогда не видел, чтобы кто-нибудь стоял так неподвижно.

Она заморгала и отряхнула юбку, запачканную землей. Если не считать светских любезностей, которыми они обменивались при случайных встречах, Фрэнсин почти не разговаривала с этим малым. Она отвернулась, чтобы не смотреть ему в глаза, и уперлась взглядом в кладбище. Напрягшись, быстро бросила кусок каменной соли, который держала в руке, на ближайшую клумбу, затем взглянула на Констейбла и увидела, что тот наблюдает за ней со странным выражением лица. Его взгляд упал на мешок с каменной солью, лежащий на тачке.

Не обращая внимания на его вопросительно поднятую бровь, Фрэнсин стала ждать, что он скажет еще. Они оба смотрели на дом, и, похоже, Констейбл, как и она, не мог подыскать слова.

– Я… э-э… заметил, что ваша башня с часами немного покосилась, – начал он.

– Она находится в таком состоянии уже много лет, – ответила Фрэнсин, недовольная тем, что он посмел критиковать ее дом.

– Думаю, под ней мог просесть фундамент. – Когда Фрэнсин ничего не сказала, Констейбл кашлянул и торопливо продолжил: – И дело не только в часовой башне – у вас вот-вот обвалится крыльцо, поскольку крепления пришли в негодность, и их надо заменить. И еще лестница – ее здорово изъела сухая гниль. И этот фронтон… – Он кивком указал на него.

Фрэнсин посмотрела туда, куда был устремлен его взгляд. В центре балки фронтона выпирали и сильно потрескались.

– Да, дому требуется небольшой ремонт, – согласилась она, пытаясь увидеть свой дом глазами Констейбла. Но у нее ничего не вышло – она слишком любила старое здание, и его недостатки были ей не видны. – Хотя я не понимаю, какое вам до этого дело.

– Я мог бы подправить здесь кое-что, если вы захотите.

Это было великодушное предложение, и, услышав его, Фрэнсин удивленно заморгала.

– Почему вы предлагаете мне это?

– Потому что вашему дому требуется ремонт.

– Я понимаю, что ему требуется ремонт, но почему этим хотите заняться вы?

Явно опешив, Констейбл оторопело покачал головой.

– Потому что ваш дом превращается в смертельную ловушку. Если вы не отремонтируете фронтон, и притом быстро, вся эта сторона дома обрушится. Там находится гостиная, и если в это время кто-то будет в ней находиться, то он погибнет. А если обвалится часовая башня, то пострадает второй этаж и, возможно, фасад. Эти части здания наиболее конструктивно ненадежны; есть и другие, более мелкие проблемы, но именно эти части требуют безотлагательного внимания.

– Это старый дом, и, разумеется, в нем имеются кое-какие проблемы. Но мне не нужна ваша помощь, – твердо сказала Фрэнсин. – В Хоксхеде есть строитель, устраивающий меня по всем статьям.

Это, разумеется, была ложь. Единственному строителю, которого Фрэнсин знала, было за восемьдесят, и он не смог бы даже подняться по приставной лестнице, не говоря уже о том, чтобы отремонтировать дом, построенный пятьсот лет назад.

Констейбл кивнул и огляделся по сторонам, будто ища новый способ завязать разговор, такой, который не вызвал бы у Фрэнсин раздражения. Она видела его колебания и пожалела о том, что говорила так резко. Судя по всему, он искренне хотел ей помочь. Уже одно это сбивало ее с толку, но еще больше она была смущена тем, что ей хотелось принять его помощь.

Фрэнсин смягчилась.

– Я собиралась пойти на кладбище. – Когда рядом с ней был Констейбл, она чувствовала себя куда более смелой, и теперь, произнеся это вслух, сможет заставить себя все-таки сделать то, что внушает ей такой страх.

– Я видел его. Мне нравятся кладбища. В них есть некий грустный покой.

– Вам они нравятся?

Он улыбнулся.

– Мертвые не могут причинить тебе вреда, и они молчат. В Лондоне я часто хожу на наше тамошнее кладбище, чтобы просто быть подальше от сутолоки большого города.

Заинтригованная этим мужчиной, который ходил на кладбища в поисках уединения, Фрэнсин выпалила:

– У вас там кто-то похоронен?

Констейбл ответил не сразу.