Её цветочки

Устремив еще один долгий взгляд на лицо Бри, Фрэнсин сглотнула ком в горле и начала читать остальные заметки. Но во всех них говорилось одно и то же, хотя в одних материал подавался более сенсационно, в других – менее, в зависимости от характера газеты. Происшествие не попало на первые полосы национальных газет, поскольку они были заняты материалами о лунной миссии «Аполлона-11» и ее недавнем благополучном возвращении на Землю.

Фрэнсин так и не узнала ничего нового о том, что произошло в усадьбе в те вечер и ночь. Не было в заметках и упоминания о том, что она тоже была обнаружена в колодце, как рассказал ей Сэм Вудалл.

Вокруг стояло угрюмое молчание, похожее на потрепанную колючую шаль, от которой мало толку. Фрэнсин ощущала окружающий ее дом, ощущала явственно, как никогда, с его гулкими комнатами и длинными темными коридорами, лежащими за стенами этой кухни. Воздух здесь был спертым, душным, и казалось, что дом давит на нее, пока она сидит, склонившись над распечатками заметок, но почти не глядя на них, потому что от каждого шороха ее пробирает дрожь.

Внимание Фрэнсин привлекло движение за окном, и она тут же вскочила на ноги, обрадовавшись тому, что у нее появился предлог оставить душную кухню и выйти во двор, тем более день обещал быть солнечным – одним из тех чудесных февральских деньков, когда выглянувшее солнце немного согревает холодный воздух.

На зеленой траве лужайки проклюнулись ярко-фиолетовые крокусы, появившиеся за минувшую ночь. Фрэнсин остановилась на изрядном расстоянии от кладбища – хотя один раз она и зашла туда, у нее не было ни малейшего желания заглядывать туда опять.

– Мисс Кэвендиш? – сказала Фрэнсин, прищурившись на ярком солнечном свете.

– Все в порядке, Фрэн. Тебе нет нужды подходить ближе. Я зашла ненадолго, просто захотела поздороваться с Элинор.

Фрэнсин кивнула и стала ждать, немало изумленная тем, что старая дама смогла проделать весь путь от Колтхауса, несмотря на болезнь.

Мисс Кэвендиш долго стояла перед могилой Элинор, тяжело опираясь на палку. На ее лице не было ни печали, ни радости, а только смирение перед неизбежным. Мисс Кэвендиш пришла не затем, чтобы поздороваться, подумала Фрэнсин. Она явилась, чтобы попрощаться.

Медленно и скованно старая дама подошла к двум маленьким могилкам под старым кизиловым деревом и склонила голову. Фрэнсин была поражена, когда мисс Кэвендиш вытерла лицо, как будто плакала. Затем она открыла скрипучую калитку кладбища и, спустившись по невысокому пологому склону, подошла к Фрэнсин.

Две женщины стояли и смотрели в сторону кладбища. Даже при ярком свете солнца чувствовалось, что оттуда, из-под склонившихся деревьев, исходит угроза.

Мисс Кэвендиш повернулась к Фрэнсин и слегка нахмурила брови.

– Вчера ко мне приходила Мэдди. Она беспокоится о тебе. По ее словам, ты вбила себе в голову, что она привела в дом какой-то злой дух.

– Что-то и впрямь явилось вместе с ней, – ответила Фрэнсин, досадливо сжав губы.

– Горе странная штука, моя дорогая.

– Я бы не сказала, что в горе есть что-то странное. – Фрэнсин искоса посмотрела на мисс Кэвендиш, удивившись тому, что та вдруг сменила тему разговора.

– Оно действует на людей по-разному. – Старая дама улыбнулась. – Я смотрю на тебя – которая забыла все, что случилось с твоей семьей, – на нашу Элинор – которой было невыносимо, когда кто-то заговаривал о том, что она потеряла, – и на Мэдлин – которая всю свою жизнь не может ни на чем остановиться.

– Вряд ли это могло как-то подействовать на Мэдлин – ведь она была совсем малышкой, когда… – Фрэнсин прочистила горло, удивляясь тому, как тяжело ей произносить имена своих сестер вслух. – Когда произошла эта трагедия.

Мисс Кэвендиш повернулась к дому. Тот казался безмятежным в этот солнечный морозный день, как что-то, сошедшее со страниц какой-то старой книги. Он казался чем-то нереальным; он не вписывался в современный мир. Как и сама Фрэнсин.

– Может быть, и так, но она жила в доме, где произошла трагедия, – а это накладывает на человека отпечаток, хотя сам он может этого и не знать. И омрачает его душу. Это проникает под его кожу, как зуд, который невозможно облегчить чесанием, потому что непонятно, где надо чесать. Это не делает ее горе менее реальным. Будь с ней добра, моя дорогая. Ведь у нее нет твоей силы.

– Я вовсе не сильна.

– Ты унаследовала силу своей матери, а Элинор была самым сильным человеком, которого я когда-либо знала. – Мисс Кэвендиш, прищурясь, посмотрела на небо, затем сказала: – Сегодня чудесный денек; проводи меня до дороги, Фрэн. – И, не дожидаясь ответа, медленно двинулась по лужайке.

– Вы не хотите зайти и выпить чаю? – спросила Фрэнсин, догнав ее.

– Нет, дорогая, не сегодня.

У Фрэнсин сжалось горло, когда она подумала, что это, быть может, одна из ее последних встреч со старой дамой. Чтобы продлить то недолгое время, которое они еще смогут провести вместе, она отрывисто сказала:

– Я провожу вас домой.

Они шли молча; мисс Кэвендиш размахивала своей палкой, показывая на широкие обочины, отделяющие лес Лоунхау от подъездной дороги усадьбы.