— Не разонравишься, — возможно, однажды (или уже совсем скоро) Камило поплатится за свои слова, но в тот момент он не хотел отвечать ничего другого.
— Мужчины редко держат слово, — плюнула Марселина со злостью, и Камило надеялся, что эта злость была направлена на ее отца, а не на него самого.
— Я свое держу всегда.
И тут Марселина поняла, что с того самого дня он ни разу не предстал перед ней ни в каком другом облике, кроме собственного.
— Время покажет, чего стоят твои слова, — сказала она больше самой себе, чем Камило, и вытерла остатки слез. — Мне пора домой.
— Тебя проводить? — спросил Камило, не подумав, и конечно же получил отказ.
— Сама справлюсь. Не маленькая.
«Откуда такой пунктик на взрослости?» — эхом отозвались в ушах давние слова Камило, в которых Марселина вдруг увидела совсем новый смысл.
Придя домой, Марселина застала следующую картину: разбитая банка с крупой, трость, отлетевшая далеко под стол, и мать, стонущая от боли в травмированной ноге. Марселина бросилась на помощь, и переживания о Камило оказались вытеснены заботой о матери.
Через две недели после Того Самого Дня
Камило действительно сдержал свое слово, пусть Марселина того и не ожидала. Не ожидала и не хотела, но менять что-либо было уже слишком поздно.
Вместо шуток в свой адрес, завуалированных комплиментов и признаний в симпатии, к которым она, признаться честно, за все это время успела привыкнуть, он лишь кивком здоровался, иногда и вовсе проходил мимо нее молча, и совсем перестал ее провоцировать: словами, действиями или внешним видом. Камило исчез ее жизни как недисциплинированный ученик и превратился в ученика обыкновенного, даже начал носить пиджак, пусть и не застегивал его на пуговицы, оставляя болтаться по обе стороны от (впервые) наглаженной рубашки. Марселина нарочно ходила возле класса Камило во время обхода, проверяла школьный двор в надежде снова поймать отлетевший в окно мяч и даже сменила дорогу до дома на более длинную, чтобы у нее был хотя бы крохотный шанс встретиться с Камило на улице. Но все было тщетно. Единственный раз, когда Марселина не хотела, чтобы Камило ее слушался, он поступил с точностью до наоборот.
Было в этом чувстве и что-то хорошее: например, Марселина вдруг начала уделять больше внимания своему внешнему виду, примеряя новые прически и даже пробуя носить украшения, наивно полагая, что уж такие-то изменения в образе неизменной, постоянной Марселины не оставят Камило равнодушным. Однако дни шли, и привычная их яркость все больше сменялась на унылую серость, пока от солнца на небе Марселины не осталось и следа.
Марселина задумчиво спускалась по лестнице; в руках она держала бумажный конверт с выведенными на нем словами «Любимой Марселине». Марселина не знала, от кого было письмо, о содержании которого она уже догадалась по названию и многочисленным сердечкам, да и знать не хотела. Ее и раньше не привлекали подобного рода признания, но теперь получение такого письма воспринималось ею лишь как издевка. Именно тогда, когда сердце Марселины оказалось занято, оно вдруг понадобилось кому-то другому.
Не заметив поднимавшегося навстречу Камило, она чуть было не врезалась в него, но тот вовремя остановился и придержал ее за плечи.
При одном взгляде на него Марселина вся задрожала, кожа покрылась мурашками, и воздух застрял в горле, так и не дойдя до легких. Пальцы сильнее стиснули бумажный конверт. Камило слабо улыбнулся, и в глазах Марселины на секунду помутилось.
— Hola, — он помахал ей рукой. — Я думал, что все уже ушли.
Марселина сглотнула и с трудом выдавила из себя слова:
— Я на дежурстве, — под конец ее голос стал сорвался на хрип. — Кхм, а ты? — спросила она, быстро облизывая пересохшие губы.
— Тоже, — усмехнулся Камило, поворачивая ладонь и демонстрируя Марселине перемазанные в меле пальцы.
Камило Мадригаль, не сбежавший с дежурства? Настоящие чудеса…
Марселина внимательно изучила каждую линию на его ладони, и взгляд скользнул выше, по пиджаку к шее, а оттуда — к усыпанному веснушками лицу. Осмотрев и, кажется, наизусть запомнив расположение каждой, Марселина вновь посмотрела на письмо.
— Что это у тебя? — Камило поднялся на носочки и удивленно выгнул брови, завидев сумасшедшее количество нарисованных красной ручкой сердечек. Поднявшись на одну ступень, он прочитал короткое послание на лоскутке. — Так ты из-за этого попросила меня перестать?
Марселина непонимающе подняла голову.
— М?
— Нет, я все понимаю, совет да любовь… — Камило замахал руками и сделал несколько шагов назад, смущенно прижимаясь к холодной стене спиной.
Тут до Марселины дошло, и она одним резким движением разорвала конверт пополам.
— Ч-что?! Нет-нет!.. — она повторила это еще несколько раз, после чего бросила обрывки себе под ноги. — Я даже не знаю, от кого это… Мне передали, и я… Мне плевать, — выдохнула Марселина, наблюдая за тем, как кусочки бумаги, кружась, опускаются на мрамор ступеней.
— Это что же, безупречная во всем староста школы мусорит? — Камило скрестил руки на груди и кокетливо повел бровью.