Очевидно, что наличие свадебного профессионала – свахи[160]
– не совсем характерная деталь матримониального поведения столичной аристократии. Услугами свах чаще пользовались представители более низких сословий – мещане и крестьяне. Аристократия же чаще вывозила девушек на выданье в свет (на балы, вечера и приемы), где среди равных себе им подыскивалась подходящая партия. В силу незаконного происхождения эта возможность была закрыта для Марии, поскольку активная светская жизнь девицы на выданье могла бы спровоцировать новый виток обсуждения тех самых невербализируемых и неудобных для семьи вопросов. Более того, исходя из записей мы можем сделать вывод, что «моя мать никуда не выезжала. Она не любила равных себе. Жизнь ее проходила в стенах дома, где она была всегда окружена несколькими старухами разного типа. <…> Те же, у которых были пенсии, презирали приживалок, глядя на них свысока. А мать моя царила между ними и для потехи стравливала их друг с другом»[161].Муж Марии, как довольно скоро выяснилось, оказался заядлым игроком, однако ни мать, ни другие родственники не были на стороне жены. Нарушение дочерью привычной гендерной нормы – требование решительного выхода из тяжелых отношений и попытка самостоятельно получить образование – вызвало в ее семье негодование. Драматизм ситуации состоял в том, что по законам XIX века жена была подчинена мужу даже в вопросах владения документами, и долгое время муж Марии Клавдиевны отказывался выдать ей разрешение на заграничный паспорт, без которого невозможно было покинуть страну.
Добившись своего, Мария Клавдиевна забрала дочь и уехала в Париж учиться пению: «Когда я заявила о своем намерении ехать за границу учиться петь, все ужаснулись. Конечно, последовал на все категорический отказ. Меня это не смутило. Несколько дней спустя, отправившись снова в Петербург, я призвала апраксинского маклака, и через час дело было сделано:
«Я продала ему часть своей городской обстановки за пять тысяч рублей. Дома не могли в себя прийти от этих “выходок”. Жизнь моя стала невыносимой. Ко мне за все придирались, по-прежнему угрожая, что лишат наследства»[162]
.По возвращении Тенишеву ждал тяжелый развод[163]
, не менее драматичная вражда с мужем по поводу образования и опеки единственной дочери. Ее собственная дочь, против воли матери, была помещена в институт благородных девиц и после почти не поддерживала отношений с матерью.Второй брак Марии Клавдиевны с князем Вячеславом Николаевичем Тенишевым сложился более удачно. Но в мемуарах, описывая свое замужество как эталонно прекрасный союз, Мария Клавдиевна не без горечи упоминает о том, как тяжело переживала несправедливое патерналистское отношение к ней мужа.
«Он ценил во мне только женщину, а не человека. Как и в первом своем замужестве, я мечтала о другом. Я хотела сделаться товарищем, сотрудником мужа, его помощницей, единомышленницей… Мне казалось, что я настолько сильна и благоразумна, что могла бы быть ему хорошим советником, и по выходе замуж с нетерпением ждала того момента, когда муж поймет, что я ему преданный товарищ и друг»[164]
.Ценности Тенишевой, сформировавшиеся, по-видимому, еще в ранней юности, предполагали любовь, содружество, равенство и партнерство в браке. Первый муж – вследствие неопытности, молодости и пагубных наклонностей – так и не смог разглядеть ее личности, сблизиться с ней, понять. Второй же, несмотря на возраст, опыт и положение в обществе, относился к браку умеренно либерально. Тенишева не была полностью подчинена мужу, супруги жили параллельными жизнями на одной территории, и княгиня своим присутствием скорее помогала мужу подчеркнуть статус, богатство и иногда широту собственных взглядов: