Возможно, именно поэтому, долгое время наблюдая снисходительное отношение к женщине в искусстве, Мария Клавдиевна предпочитала не воспринимать свои художественные увлечения всерьез, оставляя их в категории любительства.
И хотя на сегодняшний день мы не знаем ни одного автопортрета Тенишевой, дополнительным штрихом к более объемному образу княгини, который мы пытались выстроить в этой главе, может послужить ее рецепция собственных портретов кисти Репина и Серова. О многочисленных портретных сеансах для Репина Тенишева писала весьма подробно и не без курьезов:
«До смерти надоело мне позировать Репину. Писал он и рисовал меня чуть ли не шесть или семь раз, мучил без конца, а портреты выходили один хуже другого, и каждый раз из-за них у меня бывали неприятности с мужем: он их просто видеть не мог. Кроме того, наскучили мне репинские неискренность и льстивость, наскучила эта манера как-то хитренько подмазаться к заказу, причем он вначале всегда делал вид, что ему только вас и хочется написать: “Вот так… Как хорошо… Какая красивая поза…” Потом я сделалась «“богиней”, “Юноной”, а там, глядишь, приходится платить тысячи и тысячи, а с “богини” написан не образ, а грубая карикатура. В особенности за один портрет я очень рассердилась»[182]
.О портрете Репина 1896 года, хранящемся ныне в Смоленском государственном музее-заповеднике, княгиня пишет: