Читаем Эйсид-хаус полностью

– Хорошо, а не хочешь пойти со мной и моей подругой Розалин? Ты же знаком с Розалин, верно… Ха-ха-ха, ну конечно знаком.

– Ладно.

– Только, Крейг, не думай развести нас на трах. Ты довольно сексуальный мужик, но воспринимаешь себя чересчур серьезно. Мы хотим, чтобы ты увидел себя с новой стороны. Понял? – Она улыбнулась и двинулась обратно туда, где сидела ее подруга.

Интересно, что они такое затеяли? К чему он вообще им понадобился? Тем не менее он пойдет с ними. Это может оказаться познавательно. Не важно, кто ты, птицеголовый или даже Классически Образованный, в жизни всегда можно чему-нибудь да поучиться.

Там, где разбиваются мечты

Дом в Санта-Монике был удачно расположен позади Палисейдс-Бич-роуд, шумного бульвара на берегу океана. Он находился в самом процветающем районе, чье богатство для яппи-обитателей кондоминиумов дальше по Тихоокеанскому побережью служило вершиной, к которой надо стремиться. Двухэтажный особняк в испанском стиле, частично скрытый от дороги огромной кирпичной стеной и рядом местных американских и завезенных деревьев. За стеной, в нескольких ярдах от нее, была протянута проволока под напряжением, огибавшая по периметру весь участок. Внутри ворот на входе в парк стояла неприметная разборная будка, возле которой сидел здоровенный охранник в очках с зеркальными стеклами.

Процветание – разумеется, именно такое общее впечатление производил этот особняк. Хотя, в отличие от соседнего района Беверли-Хиллз, концепция местного процветания казалась скорее утилитарной, нежели связанной со статусом. Как будто богатство здесь для того, чтобы его планомерно тратить, а не нарочито афишировать с целью вызвать уважение, благоговение или зависть.

Бассейн позади дома был осушен; в этом особняке не жили год напролет. Внутри дом был обставлен дорогой мебелью, но в холодном, практическом стиле.

Четыре женщины отдыхали в огромной комнате, из которой через двери патио можно было попасть к сухому бассейну. Они чувствовали себя непринужденно, откинувшись в креслах в тишине. Доносились только звуки телевизора, который одна из них смотрела, да тихо шипел кондиционер, закачивавший в дом прохладный, сухой воздух.

На большом черном кофейном столике лежала пачка глянцевых журналов. Они носили такие названия, как «Быдло», «Новости трущоб» и «Алкаши». Мадонна лениво перелистывала журнал «Психопат» и внезапно остановилась, залюбовавшись мертвенно-бледной фигурой Дика Прентиса, блистающего в пурпурно-черно-бирюзовом тренировочном костюме из тонкого нейлона.

– Хоэ! Рано или поздно я выебу эту задницу! – похотливо воскликнула она, нарушив общее молчание, и подсунула фотографию под нос Кайли Миноуг.

Кайли с циничным видом пригляделась:

– Хмм… ну, не знаю… Вроде неплохая задница, но меня на самом деле не тянет на мужиков с флэт-топом. Хотя я бы не вышвырнула такого за здорово живешь из постели, понимаешь?

– Что там такое? – спросила Виктория Принсипал, которая полировала пилочкой ногти, полулежа на диване.

– Дик Прентис из Гилмертона. Раньше был футбольным фанатом, но теперь с этим завязал, – отозвалась Мадонна, щелчком отправив в рот пластинку жвачки.

Виктория невероятно возбудилась:

– Абсолютный чертов ебарь. И хозяйство у него небось как у жеребца. Напоминает то фото, что я достала, ну этого, Тэма Маккензи, из основного состава молодежной команды Лита семидесятых. Чертовски западала на него, настоящий мужик, скажу я вам. Хоэ, а этот просто запредельный чувак! Вон как все выпирает даже через спортивки! Я тут подумала, ебать меня, да я бы отдала зубы мудрости, чтобы отсосать такой!

– Тебе и так, наверное, пришлось бы с ними расстаться, если у него и вправду такой громадный! – ухмыльнулась Кайли.

Они все громко засмеялись, кроме Ким Бейсингер, которая, свернувшись калачиком в кресле, смотрела телевизор.

– На одних благих пожеланиях далеко не уедешь, – пробормотала она задумчиво.

Ким изучала чувственный образ Доди Челмерса: бритый череп, майка «Кастлмейн» размера XXXX и «Левайсы». Хотя Роки, его верного американского питбуль-терьера, не было видно на экране, Ким заметила, что кожаный поводок с цепочкой накручен вокруг сильной руки Доди, украшенной татуировкой. Эротизм этого образа просто зашкаливал. Жаль, не сообразила записать программу на видеомагнитофон.

Камера переключилась на Роки, которого Доди представил интервьюеру следующим образом: «Мой единственный преданный друг. Между нами будто телепатия, это больше чем архетипичные отношения между человеком и зверем… в реальном смысле Роки – дополнение меня».

Ким нашла его слова немного претенциозными. Разумеется, можно было не сомневаться, что Роки является неотъемлемой частью легенды Доди Челмерса. Они повсюду бывали вместе. Ким тем не менее цинично подумала: небось это главным образом рекламный трюк, сварганенный какими-то пиарщиками…

– Черт… – открыла рот от изумления Кайли, – чтоб мне оказаться сейчас на месте этого пса. В ошейнике, прикованной к руке Доди. Вот был бы кайф!

– Мечтать не вредно! – хохотнула Ким презрительнее, чем намеревалась.

Мадонна взглянула на нее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза