Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Эйзенхауэр не соглашался. Он считал, что взятие Любека на севере и оккупация альпийского укрепленного региона на юге являются задачами "куда более важными, чем захват Берлина". Он также думал, что Симпсону не удастся добраться до Берлина раньше русских, так что и пытаться не стоит. "Мы все нацелились на добычу, которая, судя по всему, нам все равно не достанется". Хотя у Симпсона и был плацдарм за Эльбой, "следует помнить, что реки достигли только наши передовые части, а наш центр тяжести далеко сзади" *29.

Англичане тем не менее требовали, чтобы Эйзенхауэр послал Симпсона на Берлин. 17 апреля Эйзенхауэр вылетел в Лондон, чтобы обсудить с Черчиллем эту проблему. Он убедил премьер-министра в своей правоте; Черчилль признал, что невероятная мощь Красной Армии на восточных подступах к Берлину в сравнении с силами Симпсона (у Симпсона за Эльбой было менее пятидесяти тысяч человек, и он был вне зоны поддержки истребителей) неизбежно привела бы к тому, что русские первыми пробились бы к руинам города.

К 1952 году у Эйзенхауэра появилось чувство досады, что он не смог взять Берлин. Самыми разными способами он пытался переписать историю, указывая в мемуарах, что он предупреждал о русских то одного, то другого политического деятеля. В книге "На покое", написанной в 1967 году, он утверждает, что в январе 1944 года предупреждал Рузвельта о будущих неприятностях с русскими, но тот его не слушал. Он также утверждал, будто в 1943 году говорил Бруку, что, если союзники вскоре не высадятся в Европе, Красная Армия завоюет ее всю и с русскими невозможно будет сладить. Он вполне мог произнести эти предупреждения, но он не упоминает о них в "Европейском походе", написанном почти на двадцать лет ранее, чем "На покое", кроме того, в течение войны он не написал ничего, что говорило бы о его опасениях в отношении намерений русских. Когда он утверждает, что делал такие предупреждения, то заметно, что в обоих случаях это делалось в неофициальной обстановке и оба человека, к которым он обращался, к тому времени уже были в могиле.

Эйзенхауэр стал очень болезненно реагировать на берлинский вопрос после русской блокады города в 1948 году, он снова и снова объяснял — главным образом республиканцам, которые опасались, что Сталин его одурачил, — что решение он принимал на сугубо военной основе, что он уже знал о русской угрозе и что предупреждал об этом других. Правда же состояла в том, что к 1952 году он мог желать, чтобы в 1945 году он проводил с русскими жесткую линию, но на самом деле этого не было. Вместо этого он честно учитывал их интересы и на переговорах о капитуляции, и при продвижении своих армий в последние недели войны.

Весной 1945 года немцы хотели заключить с американцами антисоветский союз. Самоубийство Гитлера 30 апреля, по мнению оставшихся немецких лидеров, убрало последнее препятствие для такого союза. Они чувствовали, что с уходом Гитлера Запад будет более расположен видеть в Германии оплот против коммунизма в Европе.

Характерно в этом смысле, как адмирал Карл Дёниц, сменивший Гитлера, пытался расколоть Восток и Запад и спасти то, что осталось от Германии, путем частичной капитуляции только перед западными союзниками. Президент Трумэн ответил, что единственно приемлемой является безоговорочная капитуляция перед всей Большой Тройкой. Черчилль поддержал Трумэна, Эйзенхауэр также полностью соглашался с политикой Трумэна. "В каждом шаге, что мы предпринимаем в эти дни, — заверял Эйзенхауэр Маршалла, — мы стараемся быть скрупулезно внимательными"*30.

Скрупулезная внимательность была нелишней, поскольку и словом, и делом немцы продолжали свои попытки расколоть союзников. Солдаты на Восточном фронте, справедливо опасаясь пленения Красной Армией, бились отчаянно. На Западном фронте они сдавались, едва завидя союзников. Гражданские немцы старались убежать на Запад, чтобы, когда все кончится, оказаться в англо-американской зоне. 1 мая в радиообращении к нации Дёниц сказал, что вермахт будет "бороться против большевизма, пока в Восточной Германии остаются немецкие войска и сотни тысяч семей"*31. Но 2 или 3 мая Дёниц понял, что Эйзенхауэр не примет капитуляции только перед западными союзниками; поэтому он попытался достичь той же цели, сдавая армии и группы армий ВШСЭС и продолжая сражаться на Востоке.