Екатерина Арагонская. Истинная королева

Мария в подавленном настроении, но, когда я предложил королю позволить ей пообщаться с друзьями, которые могли бы развлечь ее, Генрих вспылил и закричал: он позаботится о том, чтобы очень скоро ей уже не хотелось никакой компании и никаких развлечений. Она станет примером того, что никому не дозволено прекословить ему и не соблюдать его законы. И он намерен оправдать предсказание, гласившее, что в начале правления он будет кротким как овечка, а в конце станет хуже льва.

Читая это, Екатерина почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она громко вскрикнула, и тут же застучали торопливые шаги, заботливые руки подхватили ее и уложили в постель.

– Я должна поехать к ней! – восклицала Екатерина. – Я должна защитить ее! Он не может поступить так с собственным ребенком!

Девушки пытались утешить ее, но она не собиралась униматься.

– Не будет мне покоя, пока я не узнаю, что она в безопасности. Я должна молиться за нее. – Екатерина начала с трудом подниматься.

– Отдохните, мадам! Прошу вас!

– Вашей милости надо немного полежать.

– Нет! Сейчас самое важное время для молитвы!

Екатерина сползла с кровати и слегка покачнулась, однако на нетвердых ногах сделала несколько шагов до аналоя и с облегчением опустилась на колени.

– О Господи Иисусе, спаси моего ребенка! – молила она, сжимая руки. – Последи за ней и защити ее!

Грудь пронзила резкая боль. Прижав ладонь к сердцу, она ловила ртом воздух. Подбежали служанки, подняли ее и перенесли на постель. Послали за докторами. К их появлению боль ослабла, но не прошла совсем. В груди ныло, и сердце беспорядочно скакало.

Доктор де ла Саа приказал горничным снять с Екатерины платье и надеть на нее ночную сорочку. После этого он осмотрел пациентку, простучал грудь и спину, попросил покашлять. На мгновение лицо врача омрачилось, но потом он заметил, что больная вопросительно смотрит на него, и нацепил свою обычную вежливую улыбку. Обмануть Екатерину ему не удалось. Судя по тому, как она себя чувствовала, с постели ей больше не встать. «Мое время истекает, – думала она. – А что же станет с Марией?»

Однако через несколько дней Екатерина чудесным образом начала поправляться, и весь двор суетился вокруг, празднуя ее пятидесятый день рождения. Девушки хотели приготовить что-нибудь особенно вкусное, но Екатерина не могла смотреть на еду.

– Чего я хотела бы, так это бульона, – сказала она, чтобы их порадовать.

– Я приготовлю его для вашей милости, – сказала Марджери.

Она принялась возиться у очага, пока Элиза перебирала струны лютни, а остальные девушки пели, чтобы приободрить Екатерину. Бульон получился не слишком вкусным. «Марджери перестаралась с травами», – подумала Екатерина, но проглотила несколько ложек, чтобы доставить удовольствие поварихе.

После обеда у больной случился сильный приступ удушья и желудочных колик, но они прошли, так что вечером Екатерина была в состоянии сидеть у огня и вышивать. Однако продолжала беспокоиться о Марии, страшась того, что Анна Болейн уговорит-таки Генриха привести в исполнение его угрозы.

Через неделю, когда пришло Рождество, Екатерина все еще держалась, делала вид, что неплохо себя чувствует. Сэр Эдвард и сэр Эдмунд прислали слугу с бутылью вина, но она отказалась пить его, боясь, что оно может быть отравлено, а потому все они пили эль с кухни. Родители Элизы по случаю праздника отправили дочери гуся, и его зажарили на вертеле, потом пели веселые песни и желали друг другу счастливого Йоля. Екатерина сидела, откинувшись в кресле, улыбалась, но мысли ее были далеко, с Марией. Она молила Бога, чтобы тот не оставил дочь своим милостивым покровительством, и размышляла, как та проводит праздники. О Генрихе Екатерина тоже размышляла. Если бы только ей посчастливилось увидеть их обоих – обожаемого мужа и возлюбленное дитя – всего только раз в этой жизни. Это было все, чего она сейчас желала.

Назавтра, это был день святого Стефана, Екатерина поднялась утром и сидела в кресле, завернувшись в шаль, как вдруг обнаружила, что не может вдохнуть. В панике она отчаянно пыталась втянуть в себя воздух, девушки бегали вокруг и уже начали стучать ее по спине. Грудь готова была разорваться, в глазах помутилось. Она могла умереть здесь и сейчас, не имея возможности примириться с Господом. Потом каким-то чудом легкие раскрылись, но ощущение, будто ее горло сжимает удавка, сохранялось.